Первыми изрыгнули пламя и сталь гаубицы, а следом минометы. Начиненные смертью снаряды упали на оборонительные сооружения мавров, разворотили стены и осыпали защитников осколками. Цепь разрывов прошлась вдоль южной окраины города, и мавры попытались огрызнуться. Вражеские минометчики ответили, но сделали это вразнобой, стреляя наугад, без наведения. Это еще одно доказательство того, что нас здесь не ждали.
Мины мавров упали в чистом поле, между нами и стенами, не причинив никому вреда, а наши гаубицы сделали второй залп. За ним третий и четвертый. Я дал артиллеристам разрешение выпустить по двадцать снарядов на орудие, а минометчикам по тридцать. Для начала этого хватит, а дальше посмотрим, может и не придется больше стрелять. Все-таки боекомплекты необходимо беречь, ибо каждый снаряд стоил денег. Хотя, если прижмет, жалеть не стану и еще на стадии планирования операции делал расчет на использование двух боекомплектов. Один здесь, на позициях, а другой на кораблях и предназначен для прикрытия отхода, если мавры начнут нас преследовать.
Артобстрел продолжался относительно недолго. Через полчаса, выпустив отпущенный для подавления вражеских огневых точек и уничтожения оборонительных укреплений лимит снарядов, гаубицы и минометы замолчали. Пришел черед штурмовых групп, и они двинулись вперед. На острие удара танки, за ними стрелки на бронетранспортерах, а следом покинувшие грузовики пехотинцы и "джипы" с пулеметами.
Над южной окраиной Бирмингема висело густое черное облако из дыма и пыли. Противник нас не видел. Впрочем, как и мы его. Открыв огонь из орудий, расстреливая чудом уцелевшие пулеметные доты, танки вырвались вперед, а вот бронетранспортеры немного отстали. Но в ста метрах от разрушенных стен "Леопарды" остановились. Броневики догнали их и на грунт посыпались штурмовики.
— Как-то все слишком легко, — наблюдая в бинокль за продвижением войск, сказал Буров. — На ловушку похоже. Что скажешь, Саня?
Я покосился на Лихого, который находился неподалеку и контролировал уже проникших в город молодых разумных псов, дождался его мыслеобраза и ответил:
— Это не ловушка. Просто нам везет.
— Ну-ну… — пробурчал под нос Кара.
В этот момент я поймал себя на мысли, что совершенно спокоен. Ну город… Ну война… Ну погибают люди… Ну бьемся мы ради достижения определенной цели, в данном случае хотим набить свои карманы чужим золотом, а амбары чужим добром… Ну и что? А ничего. Это уже рутина. Работа. Как говорится — есть такая работа, грабить другие государства и добывать добро для себя, для семьи и всех, кто от тебя так или иначе зависит. Я привык к этому и потому спокоен. Есть легкий мандраж, но он так глубоко в душе, что его не чувствуешь. И отсюда вопрос — хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, ибо командир должен всегда быть спокоен и уверен в своих силах. А может быть и плохо, ибо вместе со страхом душу покидает еще что-то, чему трудно подобрать определение.