— Добро, — отозвался я и присел в кресло…
С того момента, как мы спасли норвежцев из Альты, минуло больше четырех месяцев. Событий за этот срок произошло немало и стоило бы о них рассказать.
С норвежцами все просто и понятно, они были отправлены в Передовой, разделены на мелкие группы и влились в наше общество, а я на некоторое время завис в Вильгельмсхафене и контролировал переброску техники в мое владение. Заодно наблюдал за тем, как немцы и наши разведчики отбивали налеты дикарей. Весной бескормица и каннибалы оголодали. Поэтому раз за разом пытались атаковать Вильгельмсхафен и, получив по сопатке, откатывались от морских берегов вглубь материка. Все происходило без моего непосредственного участия. Свободного времени было много, и я осваивал управление бронетранспортером.
Затем пришел торговый караван из Гибралтара, один сухогруз и танкер. "Ветрогон" сопроводил купцов на Балтику и я, естественно, находился на борту фрегата. Мои намерения известны — помимо торговых дел хотел нанять новых воинов, с которыми планировал ограбить Рединг. Однако положение дел в прибалтийских анклавах оказалось таким, что желающих идти в наемники было немного.
В Гатчинском Военном Округе кровавая смута. Часть местных полковников и генералов открыто заявила, что признает над собой протекторат Всероссийского диктата и готова призвать на помощь московские войска. А другие военачальники, они же управленцы анклава, стояли на позициях независимости. В результате споров сложились две партии, которые не смогли договориться, и началась гражданская война. У кого-то в подчинении взвод солдат, а у кого-то рота. Массовых сражений не было, только мелкие стычки, но крови гатчинцы друг другу пустили много. Причем сторонники независимости, благодаря поддержке населения, стали побеждать, и они могли бы задавить своих противников. Однако москвичи ввели в анклав регулярные войска, две роты спецназа и пехотный батальон. Чаша весов окончательно склонилась на сторону строителей Новой Великой России. Сторонники независимости были объявлены врагами народа и перешли к партизанским действиям.
Калининградская республика на то, что происходило у соседей, отреагировала осторожно. Левченко не хотел ввязываться в междоусобицу, но пришлось. Конечно же, он поддержал сторонников независимости Гатчинского анклава, принял их семьи, помог боеприпасами и обеспечил медикаментами. Он понимал, что в свой черед Москва и до него доберется. Поэтому считал, что чем дольше будет идти борьба москвичей с партизанами, тем лучше. А помимо этого возле его границ появились польские беженцы, которые спасались от сектантов-сатанистов. Поляки уже не просили о военной помощи. Все проще. Теперь они хотели только одного, чтобы Калининград принял женщин и детей. Вот тут уже Левченко пошел навстречу вчерашним врагам и в его анклав одномоментно влились еще две с половиной тысячи человек. С учетом гатчинцев, которых тоже предстояло устроить, расселить и обеспечить продовольствием, расходы республиканской казны резко возросли. Левченко стал усиливать вооруженные силы и объявил анклав на осадном положении. Ему тоже требовались бойцы, и отпускать своих наемников в Англию он не хотел. Поторговать, конечно, поторговали. Но доход от похода оказался меньше, чем мы с Семеновым рассчитывали. И единственное, что было хорошего в Калининграде, посещение БДК "Королев" и МПК "Сердитый", которые готовились к самостоятельным походам в пределах Балтийского моря. Был еще один МПК, но его никак не могли вернуть в строй. Только отремонтируют, и у древнего суденышка новая поломка. Впрочем, это большой роли не играло и калининградцам двух кораблей хватит. Топливо мы привезли и теперь они смогут совершить пару морских походов, которые, наверняка, принесут им хорошую выгоду.