Я заверил Сюзон, что ничего такого не будет, и она все-таки согласилась следовать за мной. Правда сделала она это с таким видом, что я сразу понял, что она сердится не столько из-за того, что ей приходится идти у меня на поводу, как из-за того, что пообещав быть послушным, я отказался объяснить, почему же она должна туда пойти. Как же приятно вспоминать сейчас эти милые поступки своего детства! Даже тяга к постоянно меняющимся увлечениям и самым невоздержанным наслаждениям не притупила в моей душе чувствительности к этим драгоценным мгновениям моей жизни.
Никем не замеченные, мы на цыпочках пробрались в мою комнату. Я держал Сюзон за руку, она дрожала. Я показал ей знаками, что нужно вести себя тихо, и усадил ее на свою кровать, а сам приник к отверстию в стене. В той комнате пока никого не было. Я шепотом пообещал Сюзон, что скоро все начнется.
— Но что ты хочешь мне показать? — спросила она, заинтригованная столь таинственными приготовлениями.
— Увидишь, — ответил я и тут же в расчете на будущую победу, которую должно было принести ожидавшееся нами зрелище, опрокинул Сюзон на кровать и попытался засунуть руку ей между ног. Но не смог добраться даже до подвязки, как она живо вскочила и заявила, что если я не перестану, то она поднимет шум. Она даже сделала вид, что хочет уйти, чем ужасно напугала меня. Ведь в ту пору я был настолько простодушен, что все подобные пируэты принимал за чистую монету. Сердце так и выпрыгивало у меня из груди, пока я бормотал что-то невразумительное. К счастью, этого невнятного лепета хватило, чтобы убедить рассерженную девушку, что мое молчание при случае сослужит ей службу. Она согласилась остаться. Я уже совсем отчаялся добиться цели своего предприятия, как вдруг услышал, что дверь комнаты Амбруаза открылась. Я замер, с нетерпением ожидая, когда же любопытство Сюзон откроет мне двери, ключ к которым я так и не смог подобрать сам.
— Вот и они, — сказал я, сделав ей знак молчать и увлекая девушку на кровать. — Вот и они, дорогая Сюзон.
Отодвинув картину, скрывавшую от меня происходившее в той комнате, я приник к отверстию и узрел святого отца, принимавшего на груди Туанетты недвусмысленные залоги ее доброго расположения. Они стояли неподвижно, тесно прижавшиеся и сосредоточенные друг на друге, казалось, что они погружены в глубокую молитву, наполнявшую величием таинство их деяния. Завороженный их поведением, я ждал, когда же они начнут основное действие, чтобы я мог подозвать к отверстию Сюзон. Наконец, Туанетта, удивленная этой затянувшейся прелюдией, первая отстранилась от монаха и, сняв корсет, юбку и сорочку, предстала такой, какой ей и полагалось быть при сем таинстве. До чего же мне нравилось смотреть на нее в таком виде! Мое сластолюбие, раздразненное сопротивлением Сюзон, при этом удвоилось.