Когда Маат по вечерам лежит на софе, он не один. Светлая тень, которую отбрасывает мир, вползает в его гостиную, чтобы там погреться. Мир больше не живет под открытым небом. Он будет некоторое время кормиться в стенах этого дома. Каждый день мир демонстрирует подобные фокусы, подскакивает от радости и жонглирует. Маат, дружелюбно принимая его, видит, что у того из-под кожи просвечивают кости. Мир сияет ярко, как звезда, перед тем, как потухнуть. Маат, наученный разглядыванием картин, понимает, что мир просовывает руки сквозь прутья решеток и просит милостыню. Маат хотел бы помочь миру, но не знает как.
«А теперь, — кричит ведущий, — взвесим, сколько вы выиграли!» Он подталкивает к большим весам одну из претенденток, толстую робкую женщину. На одной чаше весов настольная жаровня, жемчужное ожерелье и сервиз из сорока предметов, под глазурью которого давно вымершие птицы маленькими глотками пьют цветочный нектар. На другую чашу должна усесться претендентка Макси. Она тяжело опускается на пол.
— Макси, — кричит ведущий, — подумайте о наших производственных расходах.
Он ставит в первую чашу набор чемоданов из алюминия общей стоимостью 2 236 DM. Но Макси продолжает сидеть на полу.
— Садовую качалку! — кричат из публики. Ведущий и его ассистентка ставят садовую качалку на другую чашу весов. Претендентка начинает слегка приподниматься над полом, но призы ее все еще не уравновешивают.
— Сон! — кричит публика.
— Макси, — говорит ведущий, — расскажите нам, какой сон вы скрываете от нас, и вам станет легче.
Макси краснеет.
— Я, — тихо говорит она, — нахожусь в одной местности, где серое небо. Кругом одна галька. Безлюдно, вокруг только камни, у меня хриплое дыхание. Вдруг появляется процессия. Это зловещая процессия, потому что не видно, каких святых несут с почитанием. Носилки занавешены черным. Носильщиков тоже не видно. Слышны только их шаги по гальке. Я пугаюсь. Хочу убежать, но не могу стронуться с места. Вдруг порыв ветра подхватывает одну из черных занавесок и распахивает ее. Я вижу, что на носилках лежит толстая голая женщина. Я смотрю ей прямо в промежность. Это роженица. Из нее все время что-то вываливается. Внезапно я понимаю, что это я лежу на носилках. Это я сейчас рожаю все население Земли. Я вижу, как я рожаю. Я жду того момента, когда подарю вам Спасителя.
— Аплодисменты Макси! — призывает ведущий. Чаша весов, на которой сидит Макси, раскачивается теперь на одной высоте с призами.
* * *
— Маат? — жуя, переспрашивают коллеги. — Маат заблудился где-то в здании. Обеденный перерыв довольно длинный, — говорят коллеги, — да и здание большое, — говорят коллеги. — Мы никогда не видели Маата здесь в столовой, — говорят коллеги. — Вероятно, он не может ее найти. Наверное, он и рот-то свой найти не может. — Коллеги смеются. — Он, должно быть, — говорят они, — слоняется по залам рядом со Средневековьем: этнография, Африка, семь залов. Искусство Индии — пять отделов. Для нашего коллеги Маата, — говорят сотрудники, — прошлое — это свет в окошке.