Воспоминание о стае птиц — воспоминание о том, как они в небе надо мной образуют карман, внезапно выворачивающийся наружу…
Море бьется о гранитный берег. Оно невозмутимо бросает вперед и вперед одну и ту же воду с бегущими по ней волнами и забирает ее обратно. Камни, облака, пена. Над неослабевающими ударами моря дует атлантический ветер. Все, что попадается ему на пути, он пригибает к земле. Он разметывает ландшафт во все стороны. Скрюченные сосны хиреют и посылают призывы о помощи в глубь материка. Но оттуда приходят лишь люди, желающие добраться до самой кромки воды, чтобы удостовериться, что прибой все еще бьется о скалы. Забравшись на утес, они некоторое время пристально смотрят вниз на пену, а потом поворачивают обратно.
Вслед им из окна одиноко стоящего дома глядит женщина. Ее руки скрещены на груди. На ней платье-халат. За ее спиной равномерно раскачивается в корпусе напольных часов время.
Мари Плогофф ждет, когда зайдет солнце и на море появится сверкающая дорожка — мостик между материком и островом, лежащим впереди маленькой каменистой черточкой. Там никто не живет, только разлагаются кости мертвых, перевезенных туда столетия назад и погребенных на острове, чтобы они, рассыпаясь, были ближе к заходящему солнцу. Вокруг Мари раскинулась пустошь. Она похожа на окаменевшее покрывало, в иные дни белесое от соли. Эта земля называется краем света, но поскольку Мари не знает никакой другой, для нее она — весь мир: гранитно-серый, поднимающийся из океана, покрытый вереском и лишайником.
Ее руки скрещены на груди. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Крепко прижатые к швам халата, они, казалось, пытаются сжать судьбу так, чтобы свернуть ее цыплячью шею. Мимо проплывают облака, летучие и безмолвные. В оконном стекле отражается послеполуденное время: расплываясь в вязкой мертвой зыби, стекло, над которым кружат облака, стекает к нижней раме. Сквозь верхнюю, утончившуюся часть окна Мари смотрит наружу.