Туман сгущается. Теперь уже не поймешь, что происходит на побережье. Смутно, будто через матовое стекло, родители видят группу мужчин, которые выкачивают воду из моря. Мужчины возятся со шлангами: они направляют их в одно и то же место, поливая четырехногий предмет, на котором танцует пламя. Возможно, это добровольный пожарный отряд тушит учебный пожар на столе.
Пока родители пытаются понять, что происходит на берегу, прямо перед ними выныривает огромный пароход. Он так громко гудит в сирену, что они от ужаса опрокидывают сахарницу. Пароход возникает из тумана совершенно неожиданно. Отца и мать отделяли от внезапной гибели лишь миллиметры. Все зашаталось. Даже вышитая матерью скатерть скатилась с птичьей клетки. Пароход, совершавший круиз, не имел никакого представления о существах, устроившихся прямо на поверхности моря. Его черный нос проплывает мимо плота. Отцу, у которого в прямом смысле слова закачалась под ногами почва, который, чтобы не упасть, хватается за первое попавшееся и при этом удерживает мать, уже не приходит в голову вслух выяснять брутто-регистровый тоннаж корабля. Вместо этого родители погружаются в молчание. Они дрожат. А потом к ним приходят воспоминания: прыгающие вверх рыбки, которые резвятся в фарватере проносящихся мимо возможностей. Они взлетают в воздух и иногда падают на пол плота, где им суждено издохнуть, если мать их тут же не бросит обратно в воду. У одной из рыбок под плавником портфель, у другой во рту большая кухонная ложка.
Отец видит себя идущим на работу в толпе таких же, как он, отштампованных по одному образу и подобию людей. Прямые как свечи и строгие, они похожи на темный отчеканенный сгусток усердия. Мать видит, как она поднимает половник, сует эту обжигающую ложку в суп и десятилетиями помешивает и помешивает его. Она угрюмо выбрасывает эти дергающиеся, хватающие ртом воздух тела воспоминаний за борт, обратно туда, откуда они появились.
День медленно клонится к закату. Далеко в море еще можно различить буровые вышки, платформы, стоящие в воде на ходулях и добывающие нефть, необходимую любой цивилизации. Это форпосты побережья. Стабильно работающие круглый год, они служат для родителей ориентиром. Сейчас вокруг них сгущается туман.
Перед наступлением сумерек мать еще раз отправляется в свой сад. На земле и овощах сверкает роса. Сорняки опять подросли. Мать вырывает их и оставляет на грядках. Размышляет, какой кочан красной капусты уже следует срезать. В конце концов срезает самый большой и сует под мышку. Сад пытается удержать ее, повиснув на резиновых сапогах тяжелыми мокрыми комьями земли, но мать остается здесь только до тех пор, пока есть какая-нибудь работа, а потом разворачивается и уходит. По дороге она теряет комья, разочарованно отваливающиеся от ее сапог. Большой кочан красной капусты она несет в руках с гордостью садовода, и чтобы им можно было любоваться, кладет его на верх более высокого из двух комодов, как будто хочет сохранить навечно. Она садится и рассматривает его. Некоторое время от матери не исходит ни звука, кроме шороха двух рук, в которые втирается крем.