- Золушка… Только помни, откуда берешь… Не перепутай.
«Бедная, бездомная девочка! - думалось ему. - Все бросила. Ни хлеба, ни крова. А сколько еще предстоит перенести! Пусть немножко потешится. Может, и ценность вещей поймет, не будет так легкомысленно относиться к этому грузу».
- И осторожней, упаси бог посеешь что-нибудь в траве!
Муся ловко украсила браслетами свои тонкие, уже обожженные загаром руки, надела на высокую, стройную шею сверкающее колье из бриллиантовых звезд разной величины, скрепленных в цепочку, прицепила к платью изумрудную брошь в виде дубовой веточки с желудем из прекрасного александрита, вспыхнувшего на солнце тревожным, мрачным зеленоватым огнем. Выбрала было и серьги - две виноградные грозди, сделанные из крупных розоватых, радужно мерцающих жемчужин, - но, повертев, бросила их обратно. Уши у нее не были приспособлены к тому, чтобы носить это варварское украшение.
Сверкая драгоценностями, Муся подбоченилась и, охорашиваясь, задорно косясь на своего спутника, вдруг тихонько запела:
…У нашей ли дочки новая сорочка
Узорами шита,
А на белой шее золото монисто,
Золото монисто…
Старый кассир, снова было взявшийся за дело, удивленно оглянулся. Он пересадил пенсне на переносицу, и брови его полезли на лоб:
- Ого! Вон ты какая!
Муся озорно тряхнула кудрями, и самоцветы ударили в глаза старику снопами разноцветных лучей.
- А какая, какая, ну?
Муся чувствовала, что в этом убранстве она должна нравиться всем, всем. Вот бы взглянуть сейчас в зеркало, как это делала сумасбродная Оксана в опере! Эх, беда, где его возьмешь, зеркало!
- Ну, какая же, говорите!
- Ну, такая… - Митрофан Ильич пощелкал пальцами, - такая… ну ничего… необыкновенная.
- Стойте! - радостно крикнула Муся.
Быстро просеменив босыми ногами по росистой траве, она пересекла лужок и скрылась под откосом. И уже где-то на реке ее свежий, чистый, как у жаворонка, голос вывел:
Говорят же люди, будто хороша я,
Как ясная зорька, как белая лебедь,
Будто в целом свете нет такой дивчины…
Эту славу про меня пустили недобрые люди.
«Ишь, распелась! Да у нее же талант, и какой талант! - подумал Митрофан Ильич. Но тут ему представилось увиденное ночью: что-то золотое тускло мерцает в траве. - Сумасшедшая, куда же она убежала? Она же все растеряет!»
Старик торопливо прижал камешком свои бумаги, чтобы ветер не унес их, прикрыл сокровища полой пальто и бросился к берегу.
Речка здесь делала крутой поворот и за перекатом образовывала тишайшую заводь, обрамленную сочной зеленой осокой. С точностью отражались в ней в опрокинутом виде и серые кудри прибрежных ольх, оплетенных хмелем, и дальше сосны, высоко возносившие свои стройные янтарные стволы.