А Надежда Михайловна тогда принесла мандарины. Хоть они теперь есть круглый год, но марокканские, как бы ненастоящие. А вот «наши», «советские» – из Абхазии – только в декабре. Так было всегда, поэтому мандарины – это елка. Новый год. А Новый год, известное дело, как встретишь, так и проведешь, и хотя это сто тысяч раз жизнью опровергнуто, каждый раз свербит… Тут еще как назло интернет выключился. Но нет, нет худа без добра – стала слушать радио и, перебегая с волны на волну, открывать совершенно неизведанный мир. И вдруг, как в детстве, концерт по заявкам: «Поставьте, пожалуйста, песню „Течет река Волга“ в исполнении Людмилы Зыкиной для моей снохи Александры, у нее сегодня день рождения. Я ее поздравляю и желаю испить до дна отмеренное ей счастье». Долго, наверное, сочиняла, зато вышло красиво – «испить до дна». А где дно у ее чаши, чаши терпения?..
Вот она глотает веселенькие разноцветные таблеточки. Как шарик детской мозаики, который однажды лет в шесть зачем-то запихнула глубоко в нос. Потом, конечно, испугалась, уже одевались ехать в больницу, но она сильно высморкалась, зажав вторую ноздрю, и синяя бусинка выпрыгнула на пол. Ну и ругала же ее мама! Так вот эту разноцветную мозаику таблеток она по часам строго по схеме глотает. Сказали бы, и в нос запихивала, если надо. Научилась же сама себе в ногу уколы делать. Она верит.
Каждое утро, не открывая глаз и не шелохнувшись, она старается вообразить, что вот сейчас – что может быть проще – спустит ноги с кровати, встанет, потянется и пройдет в ванную. Надо только почувствовать пальцы ног.
Верит она и в то, что Бог, пославший ей такое испытание, не оставит ее. Разве может Господь не увидеть, с каким смирением и мужеством переносит она свое несчастье. Но тут же и осаживала себя: какое смирение, тут, скорее, гордыня, да ты просто любуешься собой, ты себе такой нравишься.
Быть может, это и не испытание вовсе, а наоборот. В конце концов, ее мера ответственности куда меньше, чем у других. Как в монастыре, где жизнь, при всей строгости уклада, в каком-то смысле легче обычной человеческой жизни с ее бесконечными ничего, в сущности, не стоящими, но такими изматывающими каждодневными страданиями. И по какой шкале тут пытаться соразмерять? Когда мама постирала ее любимую собачку Джерри, а та развалилась на части, потому что держалась на клею, не больше ли она страдала, чем когда Вовка Петелин пригласил на вальс на выпускном вечере не ее, а Машу, или когда на пляже украли сумку с драгоценным для нее фотоаппаратом, и так далее без конца?