Крыло вдруг прянул вперёд. Подоспел к Светелу.
– Погоди! Это ты, что ли? – удивился он чуть громче потребного. – Ты, говорю, у плетуханов в гусли бренчал?
Опёнок выдохнул, на плечи словно мокрый войлок свалился.
– Ну я…
– А я второй день тебя повсюду ищу, – продолжал Крыло. – Показать хочу наконец, как гусли на колено кладут.
Ялмак остановился. Что-то сказал Мятой Роже. Отвернул мимо.
Крыло сгрёб Светела за руку, потащил за собой. Прочь от ристалища, от кровавых щепок и своих братьев по дружине.
– Ты на кого, олух, попёр?
Крыло и Светел стояли за торговым шатром. Внутри бойко продавали рогожи, далеко славившие Затресье. Простые и натянутые на обечайки, чтобы сеять муку. Сшитые в накидки от снега. Стачанные в опрятные кули для хозяйства.
«Ну… на Ялмака», – хотел буркнуть Опёнок, но счёл за лучшее промолчать. Он вправду чувствовал себя дурнем, только не знал отчего.
– Тебе, смотрю, жить вовсе наскучило, – как-то устало продолжал гусляр. – В заглушье своём страха не ведал?
Светел ощетинился:
– Твой Ялмак, знать, всех в свете страхов страшнее!
Крыло даже глаза закатил. Синие-синие, глупым девкам на бессонные ночные заботы.
– Ты, гвоздь ершёный, по которой весне?
Светел на всякий случай грозно свёл брови:
– По шестнадцатой…
– Вот это и видно. – Гусляр вновь глянул прямо, вздохнул, задумался. – Может, и не надо тебе знать, какие на свете люди бывают.
– Какие?
– Ялмак тебя, сопляка, жить оставил. И других оставлял, я сам видел. Сколько раз ждал: шею свернёт! А он – отпускал. Посмеётся, рукой махнёт да забудет. А назавтра ему точно шилом в гузно, и не угадаешь. На ровном месте, ни за что. Я вот сколько с ним хожу…
Светел и так уже понял, какая лавина мимо прошла. Но не то было главное, что жив увернулся. Он сам себя чувствовал дурой-девкой, чаявшей поцелуя. Тошно вспомнить, как захлёбывался тревожным восторгом: подвиг ратный, братство геройское! Дружину себе выбирал. Воевод сравнивал.
Он скривил губы:
– Ой, напугал.
Крыло безнадёжно посмотрел на него. Отвернулся.
– Ты, дикомыт, ещё глупей, чем я думал. Беги к мамке, о чём с тобой рассуждать.
– Сам чего ради с Ялмаком держишься? Не боишься?
Крыло пожал плечами. В расписном чехле тихо отозвались струны.
– Я-то загусельщик. Меня всякий воевода приветить рад.
– А другие с ним почему?
– Люди сильного вожака любят.
Сердце дрогнуло. В словах Крыла звучала страшная правда. «Атя говорил… в силу войти, чтобы послушали…» Светел надменно кивнул:
– Сильный, значит. Однажды посильнее найдёт.
– Вот как? Слышали вы, дикомыты, про андархский котёл?
Светел поперхнулся, успел вообразить Лишень-Раза то ли кровным братом, то ли клятым врагом Ветра.