На спуске были устроены ступени. В двух десятках саженей плевался паром кипун, ветер разносил едкую сырость. Из-за неё доски быстро сгнивали, их только поспевали менять. На Торжном острове уже доканчивали каменный всход, но то сердце города. Сюда, пожалуй, мостники доберутся не скоро.
Поверх ступеней тянулись два пласта с боковинами – для колёс. Верешко проворно скатил вниз тележку.
– Угощайтесь, желанные!
Крепкие артельщики окружили его, сняли корзину с лепёшками, составили наземь горшок, усаженный в стёганое гнездо. Верешко миновал затрапезников, примерился ладонью к жбану.
«Я тоже скоро в силу войду. Начну воду носить…»
Клёпаная посудина едва покачнулась.
– Куда руки тянешь? – строго раздалось за спиной.
Голос прозвучал взросло. Его обладатель был меньше Верешко на пол-ладони. Мальчишка, если смотреть со спины.
Сын валяльщика пожал плечами:
– Спереть хотел. В воровской ряд отнести.
Зря сболтнул. А так и бывает, если что воткнулось занозой. Цепляет, куда ни повернись.
Водоносы засмеялись. Они то и дело решали, кормить ли коротышку. Тот сам в жбан помещался, зато слепой Некша с ним успевал за двоих. Иногда ссорились взабыль, иногда – просто языки почесать. Сегодня поводов для забавы хватало и без него.
– Хорош крадун! Пустого лагуна не унесёт!
– Нынче в воровском ряду ни прибыли, ни добрым людям веселья.
Кто первый придумал, будто слухи разлетаются с бабьих языков, тот просто не слышал, как сплетничают землекопы, плотники, перевозчики. Ну и водоносы, конечно.
– Что ещё? Опять Кармана словили?
– Какой Карман… Темней дело маячится.
– Моклочиху стражники увели. И Карасихи не видно, затаилась, поди.
– Таись не таись… Если кто за кровью идёт, под лавкой не отлежишься!
Верешко опять стало страшно. «За кровью?! Нет… нет…» Завёрнутый на голову подол, свист кнута, бабий визг: «Он это! Малю-у-у-ута принёс…» Кипун, осклизлые мостки, брошенные черпаки – всё поплыло перед глазами. Вот сейчас трудники повернутся к нему: «А мы про тебя знаем!»
– У всхода пласт прогнил. Каждый раз со жбаном иду, святой Огонь поминаю.
– Сказать надо, чтоб заменили!
– Им теперь твердить без толку. У большаков одна думка – дворец.
Некша заиграл снова. Голосница была негромкой, прозрачной, как безветреннее утро над Воркуном. Верешко выдохнул, разжал кулаки, начал слушать. Хотелось закрыть глаза, расправить большие мягкие крылья. Стать совсем лёгким, сделать шаг…
– Опять девичьи безделки завёл? – скривился поводырь. – Такое нам давай, чтобы кровь ходила, плечи зудели!
Верешко встревать не хотел, но язык снова выскочил без спросу: