Этот «доктор» оказался бывшим ротным фельдшером, присвоившим себе самозванно звание доктора медицины и занимавшимся запрещенными законом абортами. При аресте он принес повинную и пожелал почему-то меня видеть. Я его вызвал к себе.
— Что скажете, Федотов?
— Да я, господин начальник, хотел вас попросить: не откажите, пожалуйста, если можете, облегчить мою дальнейшую тяжелую участь, а я вам сообщу кое-какие сведения.
— Хорошо, Федотов, я прикажу своему агенту указать на ваше полное и чистосердечное признание. Большего я сделать не могу.
— Уж вы, пожалуйста, постарайтесь!
— Хорошо, что могу — то сделаю. Что же вы хотели сообщить мне?
— Я, видите ли, незадолго до ареста прочел в газете ваше обращение к врачам.
— Ну?
— Так вот… Месяца два тому назад ко мне обращался человек, отвечающий данным вами приметам. У него пальцы были поранены и запущены до того, что начиналась гангрена. Спасти их было нельзя, и я ему их отнял, все пять.
— Где же он живет?
— Этого не знаю.
— Как его фамилия?
— Мне он назвался Французовым. Говорил, что руку поранил на пивоваренном заводе, где будто бы работал.
— Как вы сказали, «на пивоваренном»?
— Да, на пивоваренном.
Мне тотчас же вспомнилась фраза: «Эх ты, пиво! И садануть-то как следует не сумел!..»
А ведь за Драгомиловской-то заставой, как раз недалеко от места убийства Белостоцкого, имеется большой пивоваренный завод.
Очевидно, теперь можно будет сдвинуться с мертвой точки и направить розыск по верному следу.
— Почему же, прочитав мое обращение, вы не сделали тогда же заявления? — спросил я Федотова.
Он конфузливо улыбнулся и промолвил:
— Ведь вы, господин начальник, обращались к докторам. А какой же я доктор?
— Не можете ли еще чего сообщить по этому поводу?
— Да, кажется, сказал все, что знал. Разве еще то, что в уплату за мой труд он дал мне купон.
— Сейчас же, с двумя надзирателями, сходите домой и принесите этот купон.
По проверке купон оказался с тысячерублевой ренты, принадлежавшей богородской попадье. Этим фактом еще раз подтверждалось участие одних и тех же преступников в ограблении Белостоцкого и старух в Богородском. Итак, я был на верном пути.
По данным московского адресного стола, Французовых числилось человек 20, но все они оказались почтенными людьми, не внушавшими подозрения. Не более успешные сведения получились мною и из провинции.
Отправясь лично на пивоваренный завод, за Драгомиловскую заставу, я справился в конторе у заведующего личным составом о рабочем Французове. Порывшись в списках, заведующий заявил, что рабочего Французова у них нет и не было. Тут же вертевшийся, весьма шустрый, конторский мальчишка, слышавший наш разговор, вдруг выпалил: