Поэтому я воздвиг между собой и ею высокие стены, укрылся за ними, и если она и хотела чего-то иного, то ничем этого не проявляла.
Мы проводили вместе иногда вечера, иногда ночи, а порой, но довольно редко, субботы и воскресенья. В Новом Орлеане нетрудно отыскать уютные места для времяпрепровождения: поесть можно в хороших ресторанах; выпить — в тихих или шумных барах, расположенных почти рядом, но так отличающихся между собой; когда стемнеет, приятно фланировать по Бурбон-стрит, а то и поехать в заведения, расположенные на побережье. Развлечений было предостаточно, и мы пользовались ими вовсю.
Это ничего не значило, но…
Иногда она целовала меня, а потом, откинув голову, смотрела ласковым, благодарным взглядом, и лицо ее не имело ничего общего с дневной Адой.
— Ты очень добр ко мне, слишком добр, — дотрагиваясь до моей щеки почти застенчивым жестом, однажды сказала она. — Таким добрым быть нельзя.
Я почувствовал, как краснею, и ответил чуть ли не грубо:
— С чего это ты взяла? За что ты меня благодаришь?
— Я тебе тоже нравлюсь, правда?
— Конечно.
Она прошептала мне на ухо что-то неразборчивое и прислонилась щекой к моему лицу. Я неуклюже погладил ее по плечу. Пять лет назад мне было бы совсем нетрудно влюбиться в нее. Пять лет назад я просто не мог бы не влюбиться в нее. Пожалуй, я и сейчас по-своему любил ее. Ведь это бывает по-разному. Но пять лет назад это было бы по-другому.
Я, конечно, понимал, почему она испытывает ко мне какие-то чувства. Я был, по ее словам, вторым в ее жизни человеком, который делал ей добро, не требуя ничего взамен. Более того, я дал ей самой возможность быть великодушной, а этим она располагала впервые. Это была роскошь, которой она никогда не могла позволить себе прежде. Тот негодяй-циник, что, глядя на нее со стороны, сидел во мне, шептал: именно эта роскошь и вскружила ей голову.
Когда мы оставались вдвоем, ее лицо совершенно преображалось. С него словно спадала маска самодовольства и наигранной веселости, очертания губ смягчались, а взгляд становился застенчивым, благодарным и — порой мне казалось — зовущим.
Да, пять лет назад я бы не устоял. Пять лет назад.
Однажды она спросила:
— Ты ведь не способен на подлость, да?
— Не говори глупостей. Каждому из нас довелось, и не раз, совершать поступки, которых стыдишься.
— Но ты никогда не совершаешь их намеренно. Это было утверждение, не вопрос.
— Пожалуй, нет.
— И если ты узнавал о таких поступках, тебе становилось стыдно.
— Хочешь наградить меня медалью за порядочность?
— Нет, — тихо рассмеялась она. — Лучше я награжу тебя чем-нибудь другим.