— Позволите? — по-английски, конечно. Умею, не буду греха таить. И прононс что надо.
Всполошилась, улыбнулась. Америка — кладезь приветливости.
— Конечно. — Оф кос то есть.
Сел. Оскалился во все тридцать девять зубов, шарф размотал, коробку с едой на столик пристроил, пивусик с шипением взломал, чинно в пластиковый стаканчик налил.
Девушке предлагать не стал — не Россия.
— Хау а ю?
— Сеньк ю, велл. Обменялись белозубыми улыбками, но грустит девчонка — без лупы видно. Смотрит на меня, голову набочок склонила, правлюсь, наверное, но явно не до меня. Я сказал:
— Снег!
Без меня не заметила бы, конечно.
— Давно такого не было, — согласилась.
Явно не американка. Акцент славянский или немецкий, но говорит хорошо. Смуглая. Или загорела? Глазки зеленые, прозрачные, в темных лохматых ресницах. Тоненькая, руки красивые, ноги, наверное, тоже — не видно из-под стола.
— Учишься здесь?
Вздохнула — работаю.
— Кем?
— Бебиситтером.
Знаю, это которые за детьми и престарелыми ухаживают. Запахло родиной.
— А зовут как? — спросил с подозрением.
— Люба, — без прононса, на чистейшем русском!
— А я — Сергей! — тоже без прононса.
— Русский?
— Ну!!! Как догадалась?
— А я думала — французишка.
Меня почему-то многие так с первого взгляда оценивали.
— Русский, русский! Чистейшей породы. А за француза принимают потому, что красивый.
Засмеялась. Искренне. И я обрадовался. Чему — не знаю.
— Пиво будешь?
Отказалась. Ну и ладно. Сам допил.
— Люба-Любонька, чего домой не спешишь?
Опять загрустила:
— Успею… Уик-энд хозяйка дала, с приятельницей договорились по барчикам развлечься, но она забоялась — снег. Сейчас снова в дом поеду. Неохота.
Ну да, уик-энд. Пятница. Святое дело. Сенкс, Гот, итс фрайди![1] Кому сенкс, а кому — и на фиг надо, если со снегом!
Дальше жую:
— Давно тут?
Призадумалась, подсчитала:
— Полтора года, а ты?
— Три недели.
— Командировка?
— Не-е, повышение уровня знаний. В Нью-Йоркском универе. Президентская программа.
— А-а-а, — уважительно. — Долго еще повышать?
— Пару недель.
— Потом уедешь или окопаешься?
— Уеду, конечно, чего здесь делать. — Родина-мать зовет! — А ты?
— А я останусь.
— Нравится?
— Так себе, но родина не ждет, — скривилась как-то тоскливо.
— Чего так?
— Не знаю, — отвернулась к окну.
Промолчал корректно.
— Мама-папа есть?
— Есть. И брат есть. Но у каждого — своя жизнь. А у меня — своя, — вроде с вызовом сказала.
Мне-то что?
— А ты? Дети, жена?
— Сын, Гришка. Шесть лет. А жены нет, разошлись, дело прошлое…
— Давно?
— Год уже.
— С чего?
— Да гулящий я, кому надо?
— Бросила?
— Нет, полюбовно разошлись, ей новая семья подвернулась.