Мы сидели за столиком в дальнем углу помещения, подальше от докучливого бармена и еще не вышвырнутых из бара мордоворотов Легиона. Жук как отчалил, так больше и не возвращался, однако в те мгновения я думал вовсе не о треклятом наглеце. С глупой полуулыбкой я смотрел на курносый нос официантки, на темно-русые волосы, спадающие на ее плечи, на покусанные губы, пухлые щечки и голубые, цвета июньского неба, глаза. Она то ли не признавала, то ли просто не могла позволить себе никакой косметики, но это — удивительно! — нисколько ее не портило. Бывает ведь естественная красота такой силы, что ее ничем подчеркивать не надо…
А еще она безумно напоминала мою первую школьную любовь. Ту девочку звали Марина Синякина. Она сидела на первой парте и много умничала, но была чертовски красивой, а я пребывал в том возрасте, когда ты любишь женщину не за совокупность качеств, а просто за смазливое лицо.
— Понимаю, — отозвался я. — Но мне другое неясно: куда в такие моменты смотрят дуболомы, которые вас охраняют?
— Они за баром приглядывают, а не за теми, кто в нем работает, — пожала плечами девушка. — Тем более, я чужая. — Она изобразила пальцами кавычки. — «Какая-то заблудшая русская».
— То есть, русских они не очень-то жалуют? — выгнул бровь я.
— Да не то чтобы именно русских… Им тут просто любые чужаки сугубо параллельны.
— Ну, это во всем Кувейте так, — пожал плечами я.
— Да, так, — закивала девушка. — Я тоже успела заметить — за два-то года.
Мы помолчали. Я вертел в руках новый стакан с водой, она наблюдала за тем, как вытаскивают из бара Рыжика — главного «затейника», из-за которого потасовка, собственно, и началась.
— Тебя как зовут, кстати? — спросил я, решив нарушить эту неловкую тишину.
— Марина, — не поворачивая головы, бросила она.
— А фамилия, часом, не Синякина? — вырвалось у меня.
Марина одарила меня удивленным взглядом из-под длиннющих ресниц и проронила:
— Нет. Семейное положение и количество детей интересует? Может, загранпаспорт показать?
— Ладно тебе, проехали. — Я отвернулся, хлебнул из стакана.
— Ну тогда, может, свое имя назовешь? Ну, хотя бы из вежливости? — спросила она с плохо прикрытым сарказмом.
Я открыл было рот, намереваясь представиться настоящим именем, но тут же себя одернул. Что еще за глупая сентиментальность? Встретил землячку — и сразу перед ней душу нараспашку? Где твой профессионализм, Мамонт? Куда он вдруг улетучился?
— Сэм, — прокашлявшись, сказал я. — Сэм… Хэйз, если тебе интересно.
— Что-то не больно ты… не больно-то похож, честно сказать, — скептически отметила Марина. — На Сэма-то Хэйза.