«Неудачник, — думал банкир, наблюдая в зеркало заднего вида за тем, как охранник, понурившись, бредет в свою крохотную будку. — Интересно, каково это — каждый день ехать на работу в душном вагоне электропоезда, а потом до самого позднего вечера наблюдать, как куда более успешные и талантливые люди проносятся мимо тебя на таких вот автомобилях? Я на его месте, надо думать, давно бы застрелился — от безысходности. Впрочем, уже скоро мистер Уоррен все равно передавит вас, бездарей, сидящих на наших шеях, словно жалких клопов!»
Припарковавшись неподалеку от лифта, Джонсон заглушил мотор.
И в тот же миг шикарный белоснежный «альфа-ромео» вместе с сидящим внутри банкиром просто разорвало на части мощнейшим взрывом.
2021 г., Сирджан, Иран
Я стою на коленях в луже его крови, смотрю на его бледное лицо. Дождь в Сирджане — довольно редкое явление, но сейчас у неба есть повод для плача: десятки сынов Ирана погибли, унеся за собой жизни двух сотен американских солдат.
Дождь промочил меня до нитки, но я не обращаю на это никакого внимания. Я продолжаю смотреть на Винни, стараясь убедить себя, что он просто притворяется мертвым, а на самом деле жив. Винни любит всевозможные розыгрыши, он вообще веселый чувак…
Не верится, что теперь придется говорить о нем в прошедшем времени.
— Нет, черт возьми, нет… — шепчу я на родном русском. — Меня ты не обдуришь…
Но он очень убедительный в своей нынешней роли мертвеца — лежит, не дышит, не шевелится. Невольно начинаешь задумываться — а может, и вправду не врет, не притворяется? Тогда это хреново, чертовски хреново…
— Серега! Мамонт! — слышу из-за спины.
Оглянувшись, вижу, как ко мне ползет раненый капрал Бронс по прозвищу Банни. Его знаменитые «кроличьи» зубы теперь, наверное, уже не сыщешь среди фарша, в который превратили нашу доблестную роту пулеметы иранцев. Когда мы вернемся в Штаты, он, надо думать, непременно озолотит какого-нибудь ушлого стоматолога, ведь Банни без фирменной улыбки — уже не Банни, так же?
«А мы вернемся?» — усмехается внутренний голос у меня в голове.
— Жив, Крольчатина? — спрашиваю я, нарочито весело улыбаясь.
Однако приободрить его не выходит: напротив, при виде моей лыбы он тут же начинает плакать. Слезы текут по грязным щекам капрала, оставляя белые полосы на коричневом фоне, прямо ко рту, красному от крови.
— Чего ты ноешь? — ору я, стараясь на него не смотреть, — сам ведь едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. — Соберись!
— Гас… Ворон… Торпеда… — шепчет треклятый Бронс, мотая головой из стороны в сторону.
— И Медведь, — мрачно добавляю я.