Жан Вицлар смотрел в лицо Ротвангу, видел его насмешливую улыбку. С перекошенным лицом бросился он на него. Но какой-то горбун схватил молодого человека, оттащил его и выбросил на улицу.
Испуганный шофер быстро повез его домой. И через десять минут у постели Жана стояли самые известные врачи Метрополиса.
Его отец, гордый и добрый чело век, любящий своего единственного сына больше всего на свете, привык быстро принимать решения и не мешкать с их выполнением. Он отыскал Ротванга и повторил просьбу своего сына. Видно было, что это далось ему нелегко.
Ротванг улыбнулся, не давая ответа. Он послал горбуна за танцовщицей, и, когда она своей слегка покачивающейся походкой вошла в комнату, Жан Вицлар старший, понял своего сына.
Жан Вицлар старший поднялся и, побледнев, сказал девушке:
— Спасите моего сына!
Нинон-Мария, которая носила сейчас скромное платье своей сестры, посмотрела ему в глаза и сказала с улыбкой невинной бесчеловечности:
— У вас нет сына.
Вицлар ничего не понял. Его глаза переходили от Ротванга к девушке и обратно. Нинон-Мария улыбалась нежно и невинно. Ротванг чуть-чуть усмехался.
Жан Вицлар старший пришел домой. Он вошел в комнату, где лежал его сын и позвал свою жену, которая сидела у изголовья его постели.
Когда она подошла, он стоял спиною к окну. Она не могла видеть его лица, но сказала, не дожидаясь его слов:
— Она не придет.
— Нет, — ответил её муж. — Она, кажется, не знает, к кому ей надо прийти. Она сказала мне в лицо «У вас нет сына».
Нинон-Мария была права: Жан Вицлар покончил с собой!
Чудесные колокола старого собора возвестили о похоронах. Но им пришлось бы возвещать о слишком многом, если бы в Доме Сыновей не было решено молчать обо всем, что случилось потом.
Всего, впрочем, замолчать не удалось. Большая публика узнала, что Берн Годебрехт за две недели до своей свадьбы с Торой Брунегер убил в ожесточенной борьбе своего брата Вольфа.
В ту же ночь он выстрелил в себя. И все это произошло из-за девушки, которую звали Нинон-Мария, и которая плясала то здесь, то там.
Но сама она была неприступна. Она была бела и холодна, как снег.
Разве была она виновата, что её улыбка толкала всех к убийству или к самоубийству? Разве она была виновата, что её красота губила всех, кто приближался к ней?
И все же Олерт решил обратить внимание своего шефа на таинственную чуму, которая в образе прекрасной девушки победно шла по исполинскому городу.
В тот же вечер Ротванг пришел в комнату Нинон-Марии.
— Я доволен тобою, — сказал он, бросая ей на колени пучок банкнот. — Сегодня ты должна показать, что и Джо Фредерсен может быть тобою доволен.