Наконец я произнесла:
– Как ты должна была страдать.
Л. улыбнулась.
– Это было давно.
Дальше мы ехали молча. Темнело.
Когда мы прибыли на место, Л. вышла из машины, чтобы открыть ворота. Я наблюдала, как в свете фар она одну за другой раздвигала двери властным, энергичным движением. У нее все под контролем, подумала я. Закончив, она торжествующе повернулась ко мне, ее наэлектризованные волосы сияющим ореолом окружали лицо. А потом она вернулась к машине.
Л. снова села за руль, чтобы припарковаться перед домом, и обратила мое внимание на то, что сад представляет собой настоящее минное поле. Действительно, во многих местах той части, что шла вдоль улицы, были выкопаны глубокие ямы для установки канализации. Работы проводились по всей деревне, о чем свидетельствовали красно-белые заграждения, расставленные повсюду.
Л. отперла входную дверь, а потом внесла внутрь свой и мой багаж. Я провела ее по первому этажу, но наверх она поднялась одна, я еще не особенно ловко управлялась с костылями, чтобы сопровождать ее.
Мы решили поселиться в двух гостевых спальнях внизу. Лестница наверх, где мы обычно спали с Франсуа, казалась мне чересчур опасной.
В кладовке мы обнаружили сухие супы и макароны.
Я устала и легла сразу после ужина.
* * *
На следующее утро я показала Л. дорогу в ближайший супермаркет. Мы вместе составили список покупок, который позволил бы нам продержаться целую неделю.
После отъезда Л. я открыла дверь своего кабинета, маленькой комнатки, расположенной на первом этаже с другой стороны дома. Я включила отопление на максимум. Раздвинула шторы. Из окна я могла видеть ворота, которые Л. позаботилась запереть. Казалось, ничто не может прорвать низкое небо, серое, как цемент.
Я почувствовала, как что-то колотится у меня внутри, в моих руках, какая-то знакомая пульсация, что-то вроде порыва, надежды. Что-то, что малейшая торопливость рискует сорвать.
Я не попыталась включить компьютер, взять бумагу или карандаш. Я просто тихонько присела. Подвинула стул к столу. И тут, вместо того чтобы попробовать писать, мне пришло в голову воспользоваться диктофоном моего мобильника.
Я записала встречу Л. с мужем, а потом смерть Жана так, как рассказала мне она, со всеми подробностями, которые вспомнила.
Я продиктовала этот рассказ так, будто записала его, фразу за фразой.
Я несколько раз начинала снова, чтобы вспомнить слова Л. и придать им форму.
Рассказ Л. не отпускал меня и ночью. Он звучал во мне так, будто я его знала, будто уже слышала.
Проблема самоубийства (и то, что оно наводит на мысль о бессилии, виновности, сожалении) была для меня болезненной. Рассказ Л. вновь пробудил во мне ужас, который я испытала несколько лет назад, обнаружив тело своей матери, и воспоминания о последующих неделях, насыщенных адреналином.