Сначала мы болтали обо всем и ни о чем, потом незаметно переходили на интересующие меня темы. Я делилась с Л. своими воспоминаниями. Воспоминаниями детства, отрочества, если они могли найти у нее отклик.
После ужина Л. разжигала огонь в камине, и мы усаживались поблизости, подставляя ладони жаркому пламени. Я хорошо ее знала. Со временем я научилась расшифровывать ее ответы, чувства, реакции. Научилась читать на ее лице самые мимолетные знаки радости или досады. Теперь я умела распознавать по положению ее тела моменты, когда она собиралась сказать что-то важное или отдалялась. За несколько недель я изучила синтаксис Л., ее манеру обходить некоторые темы, чтобы потом внезапно вернуться к ним в момент, когда я меньше всего этого ожидала. Я никогда не видела ее такой спокойной. Такой посвежевшей.
По мнению Л., я не случайно сломала ногу. Перелом был видимым способом продемонстрировать помеху, препятствие, незримо возникшие на моем пути. «Падение» должно было пониматься во всех смыслах этого слова: помимо конкретной потери равновесия я упала, чтобы положить конец чему-то. Закрыть какую-то главу. Упасть или превратить психическое переживание в соматическое изменение вело к одному и тому же. Впрочем, по мнению Л., наше «бегство в болезнь» призвано выдавать наши беспокойства, страхи, напряжение, которые мы отказываемся признать. Они посылают нам сигнал тревоги.
Л. давно не излагала мне никаких теорий. Она заговорила тоном, который всегда смешил меня, назидательным тоном, в котором легко угадывалось подозрение в самоиронии. Мы рассмеялись. Теория Л. казалась мне довольно верной: по ее мнению, чтобы постоянно не нагружать одни и те же органы, мы со временем меняем способ соматизации, переходя от мигрени к изжоге, потом от изжоги к метеоризму, потом от метеоризма к межреберной невралгии. Замечала ли я это? Каждый из нас, если подумать, познал разные периоды соматизации и подвергал испытанию разные органы, чтобы постоянно не утомлять один. Достаточно послушать, как люди рассказывают о своих болячках. Падения – это не что иное, как наиболее наглядный способ в переходные моменты укомплектовать систему сигналов тревоги. Следует дать себе труд расшифровать их.
Франсуа звонил каждый день. На костылях я шла в глубину сада, где по мере своих сил карабкалась на бугорок, позволявший поймать сеть. Мы говорили несколько минут, я – рискованно опираясь на свои палки, он из номера гостиницы на Среднем Западе или в Монтане. Он быстро почувствовал, что мне лучше, и спросил, удается ли мне писать. Я призналась, что решила начать новый проект, более значительный, я кое-что задумала, и мне не терпится поделиться с ним. Но больше ничего не сказала.