Марфа пришла в себя, Иуда увел ее в дом. Ко мне на крышу поднялись Андрей и Филипп. Люди продолжали неистовствовать вокруг Лазаря – процессия уходила все дальше.
– Йесус, это поразительно, – сказал Андрей. – Я всегда верил в тебя, ты поистине великий учитель! Скажи, долго ли еще сможет двигаться эта кукла?
– Думаю, несколько недель, – ответил я. – Но если будет бродить на солнце, высохнет и рассыплется быстрее. Впрочем, если регулярно увлажнять его… На всякий случай я научил его говорить «окропите меня водой». А если кто-то догадается заглянуть ему под капюшон и стереть первую букву в слове «эмет» на лбу – он сразу погибнет, превратится в бездвижную кучу тряпья и глины, потому что тогда слово «истина» станет словом «смерть»[104].
– Учитель, а ведь ты мог бы создать из глины идеального любовника, – сказал Филипп. – Самого прекрасного в мире, всегда полного сил и послушного, который никуда не сбежит.
– Можно создать легион любовников и покорить с ним империю Рима, – ответил я. – Потому что только любовь способна противостоять регулярной армии. Вот удивится какой-нибудь очередной Помпей[105], увидев наше войско!
Мы засмеялись.
Темнело. Шум толпы стих вдали. Синий сумрак накрыл Вифанию. Я думал о том, что, выпустив нового Лазаря в мир, сразу потерял с ним связь. Так и Бог, если он есть, теряет связь с каждым новорожденным человеком. А дети, едва научившись ходить, навсегда уходят от родителей. Да, между всеми нами – бездна.
Поэтому я всегда с презрением смотрел на родственные связи и семейную жизнь. Мне казалось, что я пришел разлучить человека с отцом его, дочь – с матерью, а какую-нибудь невесту – с женихом. Однажды я увел чужую невесту прямо накануне свадьбы. Это случилось в Масаде. Впрочем, она вскоре вернулась домой, поняв, что я не могу дать ей ни спокойствия, ни достатка.
Вечером мы все вместе поужинали при свете ламп в трапезной – я сидел в кресле хозяина, переселившегося под смоковницу. Марфа плакала, не понимая, почему ушел ее оживший супруг. Когда все отправились спать, я с Магдалиной занял комнату, где создал глиняного человека. Я выпил много вина, был возбужден и почти счастлив. Из остатков веревки, которая понадобилась при изготовлении куклы, я сделал подобие уздечки и надел ее на голову Магдалины. Она встала на четвереньки. Я взнуздал Магдалину и накинулся на нее сзади. Мы долго совокуплялись на деревянном ложе, циновки которого еще немного воняли покойником и были измазаны глиной, но я чувствовал только упругую и одновременно податливую плоть блистательно похотливой женщины; она сжимала зубами веревку, впившуюся в уголки рта, ее клитор