Сверхчеловек. Автобиография Иисуса Христа (Зоберн) - страница 89

На моей территории не должно было быть никакого мяса, потому что не должно было быть других охотников, кроме меня. Может быть, гриф откуда-то принес в лапах свою добычу? Но тогда почему мясо свежее? Кто осмелился?

Хотелось скорее попасть в прохладную пещеру, которую я делил с летучими мышами, и залечь спать, но теперь надо было выяснить, что происходит в моих владениях, поэтому я повернул на запад и, пригибаясь к земле, побежал туда, откуда шел запах. Я понимал, что придется сделать крюк, но это было необходимо – никогда нельзя терять контроль над своей территорией, ничего нельзя выпускать из виду. Оставишь что-то на потом, и этим сразу воспользуется враг.

Все, что у тебя есть, – это твоя шкура и территория. Береги их. Будь очень внимателен.

Я остановился возле высохшего дерева, которое торчало из земли, как огромная костлявая лапа, и снова принюхался. Запах мяса стал сильнее. Когда-то давно, еще до моего рождения, на этом месте был сад и дом. Жил человек. Может быть, с семьей. Наверное, хотел держаться подальше от себе подобных и ушел далеко в пустыню. Я его понимаю. Я сам ненавижу людей и живу один. Пожалуй, я мог бы даже испытывать симпатию к человеку, который ненавидит других людей, ведь это настоящий мудрец.

От сада, который он возделывал, осталось только это голое дерево, настолько бесполезное, что в полдень даже не отбрасывало тени, в которой можно было бы спрятаться от солнца. А дом этого отшельника превратился в груду серых камней, только одна стена, с маленьким оконцем сверху, еще продолжала стоять. Запах мяса доносился откуда-то из-за нее.

Я стал тихо приближаться к этой стене, чувствуя, что к мясному духу примешивается еще какой-то запах, но не мог понять какой. И в этот момент у меня зачесались яйца.

Где-то рядом мог поджидать враг, нельзя было отвлекаться, но зуд стал таким, что я не выдержал, остановился, сел, вытянул в небо заднюю ногу, зажмурился и начал сладострастно вылизывать яйца своим шершавым языкам, урча от удовольствия.

Наверное, лев необычно выглядит за этим занятием. Что думает пятнистая гиена или какой-нибудь ихневмон[48], когда застигают царя пустыни в такой позе? Ненавидят ли меня больше обычного? Или наоборот – это как-то сближает нас, зверей, в глазах друг друга? Интересно, а любит ли меня какое-нибудь создание? Или мною, хозяином горячих камней, можно только восхищаться издалека, с безопасного расстояния? Вряд ли меня любят мыши, которых я обычно пожираю. И люди тоже вряд ли. Другие львы? Львица, к которой я решил наведаться ночью? Ее отношение ко мне нельзя назвать любовью, она просто покорно соглашается вступить со мной в близость то ли от страха, то ли от скуки.