Однако вот уже показался камень, и на обочине — вскочвший на ноги Мануил. Он смотрел на Илью круглыми глазами, а когда тот спрыгнул с Сивки, вдруг по-детски его обнял.
Илья засмеялся и тоже обнял Мануила. Отстранился, сказал, что теперь поедет направо — жениться. Вот только перекусить бы надо. Смерть не покормила.
Мануил кинулся к котомке, стал разбирать.
А Илья думал о том, что нелепые разбойники не нападали. Ножи у них были настоящие, грабителей было много, и справиться с такой ордой, если бы они напали все сразу, было бы непросто даже ему. Но они не пускали оружие в ход. Может и пустили бы — если бы он испугался. Если здесь и была смерть, то только от страха.
Он достал нож и выцарапал глубоко на мягком известняке камня: «Прямо ездил — смерти не нашел».
У Ильи были в седельной сумке полкаравая и бутыль кваса, Мануил выложил на расстеленной тряпице то, чем их с покойным Амадео снабдили на последнем среди людей привале: помятые вареные вкрутую яйца, огурцы, полпирога с зайчатиной. Поели знатно. Илья рассказывал, Мануил слушал. Про грабителей согласился: пугали, и испугайся он — все было бы иначе. Неизвестно как, но иначе и плохо.
Сервлий испытывал стыд: он отсиделся у камня, пока Илья ездил за смертью, и в то же время знал, что, несмотря на этот стыд, не пойдет с Ильей и в следующий раз. И еще он знал, что будет сидеть и ждать. А потом, лишь бы Илья вернулся, пойдет по Руси и будет рассказывать, как ездил Илья за камень, за которым было три дороги. Лишь бы вернулся.
****
— Пора, пожалуй, — решил Илья, вставая, — посмотрим, что там у них за невеста.
Здесь кустарник был гуще и пышнее. Дорога, поначалу обычная, земляная, постепенно становлась мощеной: сначала то там, то здесь проступали обтесанные камни, пока не сложились в гладкую, хорошо уложеную мостовую.
Тени не было совсем.
За очередным поворотом стало видно, что дорога упирается в резные ворота нарядного большого терема. Когда Илья подъехал, ворота гостеприимно отворились. Стоявшие у створок фигуры кланялись. Одеты они были как слуги из богатого дома, но лиц Илья не мог рассмотреть совсем, хотя, пока он въезжал на широкий мощеный двор, привратники поворачивались, чтобы все время быть к нему лицом. В какой-то момент ему показалось, что они плоские, будто из бересты вырезанные.
К нему уже спешили конюхи, усыпанные соломой, с соломой, торчащей вместо волос. Они приняли коня, и Сивка не возразил, потянулся к этой соломе губами.
Но Илье уже не до того было, чтобы их разглядывать: на крыльце терема стояла Алена.
Он знал, что Алены — нет. Он почувствовал это и понял тогда, в яме, куда засадил его Владимир. Алена приходила прощаться с ним, и это прощание он хранил в сердце, не выпуская, дыша им, как потаенной и счастливой надеждой.