Аррианская ночь обрушилась неожиданно, распахнула темно-синие объятия, скрывая город. «Полярное» сияние исчезало постепенно, обнаруживая за собой россыпь неожиданно крупных и заманчиво близких звезд; радуги отчего-то задержались немного дольше, но позже погасли и они, не решаясь нарушить бархатное торжество.
Извилистые тропинки быстро опустели. Вместе с ночью подкрался легкий холодок; прохладный ветер тихонько заплакал в вершинах древесных крон, и листья мерно зашелестели, словно пытаясь его успокоить. Должно быть, для местных обитателей подобная погода была чем-то вроде февральских заморозков — а я наконец расслабилась: примерно так и выглядело привычное мне лето…
В ночной тиши шаги казались слишком громкими, неуместными. Я чувствовала себя диким варваром, когда, крадучись, пробиралась по вымощенным плитой тропкам, с интересом вертя головой: несмотря на общую атмосферу буйного цветения, отчего большинство садов сливались в одно сплошное пестрое месиво, обнаружилось, что некоторые аррианцы завели себе деревья, мерно светящиеся в темноте. Мистическое фиолетовое фосфорецирование причудливо изогнутых стволов придавало ночи немного зловещий оттенок — пока я не поняла, что это, по сути, аналог обыкновенных фонарей. Деревья росли исключительно вдоль тропинок и днем наверняка выглядели серенькими и невзрачными.
То ли город был не слишком большим, то ли посольство Хеллы располагалось близко к окраинным районам, — но постепенно сады становились все менее и менее ухоженными, пока я не вышла к заброшенной части Тугерта. Растительность здесь больше напоминала дикие джунгли, тянущие шипастые щупальца лиан к покосившимся, а то и обрушившимся башням. Звездный свет холодной пылью осыпал плотные сочные листья и крупные цветы; где-то в глубине перекликались ночные птицы и еле различались тихие шаги, в звуке которых мне почудилось нечто определенно хищное. Сплошное покрывало не то высокой травы, не то мелкого кустарника едва заметно колыхалось в такт прохладному ветру, что уже не казался мне таким освежающим и долгожданным.
Я — избалованная горожанка без традиционного дачного участка. Нет, мне нравятся цветы и сады — если это не мне приходится за ними ухаживать. Я принадлежу к поколению, которое видело природу исключительно загнанной в рамки лимонариев и заповедников, притесненной и вымирающей.
Тихий шелест диких джунглей с вкраплениями мерного капанья воды с листьев отчего-то внушил не нервный трепет даже — ужас. Тот самый животный страх, что вкрался в генетическую память еще с тех времен, когда мои запуганные предки дрожали в пещере у огня, надеясь, что сегодня — ну хотя бы сегодня — опасность пройдет мимо.