Едва брезжит рассвет. Тёмные фигурки людей медленно движутся вверх. Соколов ведёт группу по снегу у самого края разрушенных скал.
Ярче разгорается день. Свет всё больше проникает в тёмные ущелья, и, как на пластинке в проявителе, одна за другой вырисовываются детали рельефа. Вот уже можно разглядеть и тёмное пятно морены, где стоит опорный лагерь «4 200 м». Коля Светлов, вероятно, спит ещё: сегодня отменили утреннюю связь.
Быстро поднимается над хребтами яркий кружок солнца, — кажется, единственный геометрически правильный контур в этом хаосе. Протянувшаяся за людьми в снегу глубокая борозда хранит густые синеватые тени. Снег сухой и лёгкий, как пух. Даже тяжёлым горным ботинком не примять в нём ступени, и люди скорее плывут, чем идут.
Альпинисты не берут образцы пород. Зачем тащить лишний груз наверх, ведь обратно спускаться тем же путём.
Склон становится всё круче, альпинисты приближаются к скалам. Теперь двигаться приходится попеременно: один идёт, двое страхуют. Промёрзшие скалы обжигают пальцы, но в рукавицах лезть невозможно.
Первым идёт Соколов. Внезапно он замирает: свирепый порыв ветра бросает струи сухого снега, и всё скрывается в белой крутящейся мгле.
Альпинисты застыли в неудобных позах, стоят там, где их настигла буря, изо всех сил цепляясь за скалы. Могучий поток воздуха толкает их в невидимую теперь пропасть, рвёт одежду, осыпает обломками камня.
Буран свистит и ревёт. Обжигает невероятным холодом, хотя недавно казалось, что холодней и быть не может. Проходит три минуты, пять, десять… а кажется, вечность. Но вот ветер стихает. Постепенно оседает снег, и снова сияет синее небо.
— Какой шайтан был! — Раззметов первым обрёл дар речи.
— Да, чуть к чёрту на завтрак не попали, — вторит Кулагин. — Что будем делать?
— Как что? — Раззметов готов вспылить. — На вершину пойдём, близко уже! — и он лезет вверх.
Кулагин натягивает верёвку и кричит:
— Да погоди ты! Опять налетит, сорвёт с вершины.
— Ничего, возьмём образцы — и сразу назад. Ведь за этим шли, — Соколов перебросил верёвку через плечо. — Ступай, Рахим!
Снова вверх метр за метром. Забивая крючья, Соколов всё время мысленно спорит с собой: правильно ли он поступил, решив продолжать подъём? «До вершины не больше ста метров. Да и чего бояться, порыва ветра? Какая ерунда!.. Нет, буря на такой высоте совсем не ерунда!..»
На вершину вышли как-то неожиданно. Соколов даже немного растерялся, увидев, что подниматься больше некуда: впереди гребень круто опускался, а вдали, за глубокой впадиной, взметнулся знакомый контур соседнего пика.