Члены этого общества были широко представлены в аппарате ВУВК, а заместителем начальника ВУВК в момент его создания стал председатель правления Карельского академического общества подполковник Густав— Ронгар Нордстрем. В период войны численность членов этого общества достигла 3 тыс. человек. В 1942 г. правление Карельского академического общества переехало из Хельсинки в оккупированный Петрозаводск и здесь отметило свой 20-летний юбилей[328].
К сфере коллаборационизма следует, по-видимому, отнести и браки между представителями местного населения Карелии и оккупантами. Известный финский историк А. Лайне в книге «Два лица Великой Финляндии. Положение гражданского населения Восточной Карелии при финском оккупационном режиме, 1941–1944» отмечает: «Большая часть документов, касающихся браков, была утрачена во время отступления из Карелии. Отчеты свидетельствуют, что в 1942 г. было заключено 47 браков, в 1943 г. — 238, на 1944 г. данные отсутствуют, но их количество, очевидно, было значительным, поскольку во время оккупации число браков росло»[329].
А. Лайне объясняет браки местных жителей Карелии с оккупантами следующим образом: «Безусловно значимым фактором в увеличении количества заключаемых браков стали преимущества, получаемые при вступлении в брак с представителями того или иного народа. Если один из супругов был представителем финноугорского народа или один из супругов, принадлежащий к финноугорскому народу, заключал брак с финном, то "вторая половина" автоматически получала льготы, в частности продовольственные или товарные карточки. Особенно престижным считалось заключение брака с представителями финского народа, ведь это означало получение гражданства Финляндии и, естественно, привилегированного положения в обществе: это был типичный для оккупированной Карелии брак военного времени»[330].
Судя по опубликованным в третьем выпуске сборника «Устная история в Карелии»[331] воспоминаниям людей, переживших финскую оккупацию, контакты между финскими военными и местными женщинами не были редким явлением, особенно в национальных районах. Однако над. о иметь в виду, что во время войны и сразу после нее подобные контакты воспринимались подавляющим большинством советских граждан крайне негативно, как своего рода предательство. Часто это приводило к трагедиям.
Так, жительница с. Шелтозеро вепсянка Валентина Ефимовна Кемлякова (1927 г. р.) вспоминает: «Даже один случай был — мы были на лесозаготовках уже после того, как война окончилась, и с нами работала одна девушка, которая оказалась в положении от финна. И, в конце концов, родила от финна ребенка, мальчика. Ее забрали потом в тюрьму, восемь лет дали. Она убила ребенка. Родила, задушила и положила на улицу под туалетом. Мы нашли, на суд нас отвезли — не рассказать»