В конце августа Нина со стыдом наблюдала, как Гришу ругает чья-то мамаша. Гриша ничего особенного не делал, просто сидел под детским игровым комплексом в том месте, где надо идти по подвесным ступеням, держась за веревочные перила. Рядом стояла замотанная бутылка пива. Мамашка была гопница в спортивном костюме под леопарда, а ее чадо щеголяло в застиранной тряпке из секонд-хэнда. Когда-то очень давно эта тряпка являлась платьем розового цвета. Мамаша за время разговора дважды одернула тряпку на жирной заднице дочки. Нина стояла в отдалении, надеясь, что все разрешится само собой. До нее долетали отдельные слова – «ненормальный», «вызову полицию», «какого хера».
Не выдержав, Нина подбежала к этой суке и спросила, какого хера она сама возникает и не думает ли она, что приватизировала этот двор вместе с детской площадкой. Мамашка начала сбивчиво доказывать, что детская площадка по нормативам не предназначена для взрослых, поэтому нахождение на ней такого большого…
– А вы в курсе, что он инвалид детства? – рявкнула Нина.
– Вот и лечите дома своего инвалида, а тут играют нормальные дети! – выпалила мамашка.
– Учтите, я все записала на диктофон, – наврала Нина. – И я подам в суд за оскорбление социальных групп.
– А ничего, что ваш инвалид детства сидел под лесенкой и пялился на трусики маленьких девочек?!
– Женщина, не несите чушь, – спокойно ответила Нина. – Трусики маленьких девочек здесь волнуют только вас.
– Уже нельзя сидеть на площадке? – вставил Гриша.
– Я следующий раз все засниму на камеру и покажу, чем вы тут занимаетесь, – пообещала мамаша.
– Сомневаюсь, что у вас хватит на камеру, – иронично кивнула Нина. – Лучше накопите дочке на приличное платье и выкиньте обноски, которые едва прикрывают попу. Всего хорошего!
– Есть же больные идиотки в нашем дворе, – жаловалась она ночью Мите.
– Лапочка, не обращай внимания на быдло, – утешал ее муж. – Могу поспорить, что ее якобы нормальный ребенок с трудом закончит девять классов и начнет торговать чипсами в ларьке у остановки, а наш получит красный диплом. Кстати, о классовой ненависти…
– Представь: расплывшаяся баба, волосенки немытые, рожа топорная, сиськи по десять кило, ребенок весь чумазый, – вспоминала Нина. – Ей, наверное, еще тридцати нет, а выглядит старше меня.
– Ты лучше всех, – Митя поцеловал жену.
К первому сентября домработница, имя и отчество которой Нина все время забывала, погладила белую рубашку и серый костюм в мелкую черную полоску. Гриша потеребил рукав и сказал матери, что они зря стараются, он никуда не пойдет – все равно лекций не будет.