– С Кошкой? – переспросил Чауш, не сообразивший сразу, что к чему.
– С матерью твоей, балбес! – мутная жидкость разлита была точно по краешкам стаканов. Даже с горочкой маленькой – «по-спецназовски». – Куда катимся… Ну, будем! – Пчелинцев отсалютовал емкостью.
– Товарищ полковник…
– Ты мне «товарищей», Дмитрий Андреевич, для плаца оставь, – выдохнул полковник и поставил пустой стакан на стол. – А Седьмой, когда в жены Кошку брал, очень парился, что он старший сержант всего, а она – старший лейтенант. Вот только я тебе, малый, ничего не говорил.
Вроде бы стакан самогона – малая доза на сто с лишним полковничьих килограмм, однако, Пчелинцев захмелел. Воспоминания, наверное…
– Там берет был еще.
– Зеленый? Тоже его, не сомневайся. Носился с ним, как дурень с писаной торбой. Как ни зайдешь, так на самом видном месте торчит. То на глобус натянет, то на полке живописно расположит. Пограничные Войска, как же…
Полковник сплюнуть хотел, но передумал и подмигнул Чаушу: – Внимания особо не обращай. Мы с ним постоянно фаллосометрией занимались, вот осадок и остался. На чем я там остановился? – Пчелинцев плеснул еще по полстакана и с сожалением убрал бутылку обратно в сейф.
– Вот только, как притащил он тебя с мамкой сюда, да мне на руки сдал, так сразу на Украину свою и сорвался. И родные там, мол, и сослуживцы первые. Он же, где только не служил. Сам смеялся, что в трех армиях и в пяти родах войск. Придурок батя твой, но человек отличный. Мы с ним такого наворотить успели… Он у тебя, хоть трепло то еще, да и хвастать мастак, но с одним ножом на пяток желтых выходил. Сам видел.
– И что? – спросил Чауш, уже немного отупевший. Самогона почти триста грамм, да про отца такое… Смесь убойная.
– Да ничего. Прошел сквозь них, финку о штанину вытер, да дальше пошел, – полковник замолчал, явно блуждая по задворкам памяти. – Хоть и мелкий он был. Если со мной мерять, конечно. Да что там говорить, – Пчелинцев махнул рукой. – Не те люди нынче пошли. Да и откуда им взяться, если с сотню Чернобылей жахнуло…
– А вообще, как все получилось? – тема Войны особо закрытой не была, просто не вспоминали ее и все. Потеряно слишком многое и слишком многие. А в ранах копаться любителей находилось мало. Так, разве во хмелю пару слов кто обронить мог. Поэтому и ловило молодое поколение каждое слово о прошлом…
Самым словоохотливым, как ни странно, из всех рассказчиков оказался Пчелинцев. Особенно, после второго стакана…
– Да что там рассказывать, Дим! Одни обнаглели до края, вторые в отказ пошли. А третьи глянули на все это и решили сработать на опережение. А потом цепная реакция покатилась…