В такие моменты Ион особенно гордился родной станцией. Конечно, с великолепием Датаполиса ее не сравнить, но все же в тройку самых красивых, по его мнению, она входила. К тому же сам Тимка родом с Почтовой Площади, станции достаточно бедной, перебивающейся производством одежды да своим статусом таможенной зоны между фешенебельным кварталом Контрактовой и консервативной состоятельной Площадью Независимости. А бедному особенно тяжко, когда он зажат между богатыми, которые к тому же друг с другом соперничают.
Лавируя между тесными деревянными постройками, Ион провел детей к просторному шатру, сплошь расписанному рекламными надписями. Это и была школа – драгоценный участок свободной территории, который учитель выбивал правдами и неправдами больше года. Ион спорил с начальником станции, с администрацией Датаполиса и даже с самим Кипарисом, отстаивая необходимость пространства для обучения. Не так просто было на маленькой Лукьяновской выбить даже квадратный метр, тем более на такие эфемерные, по меркам Кипариса, надобности, как образование. Зачем нужно учебное заведение, если каждый ребенок Креста и без того проживает с родителями, хоть настоящими, хоть приемными?
После долгих споров смотритель предложил Иону учредить школу в стенах Датаполиса, и молодой учитель тут же понял, куда дует ветер. Не хотел Кипарис распылять творческую интеллигенцию и потенциальную надежду поколения, позволяя ей так просто произрастать в отдалении от столицы. А если у нее со временем появятся собственные политические убеждения…
Когда закончились аргументы, Ион прибегнул к последнему средству – к сбору голосов взрослых. И этот шаг выстрелил в его пользу. Тут-то и оказалось, что привязанность к собственным детям сильно ограничивала рабочие способности населения. Добрая половина семей Датаполиса и ближайших станций была бы рада пристроить своих чад хоть на несколько дней в месяц, чтобы эмоционально восстановиться, да вот только кто в метро доверит своего ребенка незнакомцу? Воспрянув духом, Ион объяснил это Кипарису на пальцах, с трудом преодолев соблазн использовать средний, и, в конечном счете, добился своего. Школе был дан зеленый свет.
– Заходим, – бодро сказал учитель, отодвинув полотнище, занавешивавшее вход в шатер. Дети с радостными возгласами скрылись внутри. Шелест бумажных самолетиков, спешно разбираемых со стола, заставил Иона улыбнуться. Хоть какая-то отдушина от мира взрослых проблем…
Зайдя в шатер, он уселся на широкую скамью. Отшлифованная за годы использования древесина была испещрена насечками и дырками. Ион принес эту доску с северного блокпоста, где она служила подставкой для мишеней для отработки метания ножей. Почти все в этом шатре Ион построил из отходов, собирая детали с миру по нитке. И уже долгое время шатер служил ему рабочим местом, а иногда и домом. По праву постоянной прописки на Лукьяновской Иону полагался свой матрац в одном из мужских бараков для холостяков, однако там учитель все чаще чувствовал себя чужим. Его работу по воспитанию детских умов на станции уважали, но то было скорее нечто вроде уважения к рисовальщику картин – то есть вроде занят мужик непыльным делом, что-то духовное производит, а все же гайки не крутит, в дозор до сотого метра в туннель не ходит и вообще дурью мается. С тем же успехом Ион мог вырезать свистульки из свинячьих копыт.