Оцепенев, я на мгновение остановился, готовясь к худшему. Наверное, у ужаса есть градации, о которых тогда еще я не знал. Теперь меня толкал туда страх, мне надо было посмотреть, воочию убедиться в том, о чем сообщал мне мой нос. Смерть. Разлагающаяся плоть. Все безобразные признаки распада жалкой смердящей плоти.
И я не был разочарован. На пеньковой веревке, привязанной к потолочной балке, очень низко висела совершенно голая Мария Елена Руиз, удавившаяся, как крыса. Прекрасная хозяйка бутика повесилась! Ее язык, распухший, как черная железа, свисал из почерневшего, покрытого пеной рта. Шея распухла, живот надулся, бедра и ноги раздулись, почернели, над коленками были гнойные нарывы, из покрасневшей, одеревеневшей вагины тянулся мокрый след, застывший на липких ляжках. И эта абсолютная, последняя и проклятая мерзость, облепленная молчаливым роем мух, источала миазмы, сквозь которые ухмылялся ад, потребовавший себе эту смерть.
Я действовал быстро. Меня не должны были здесь видеть. Ведь меня здесь и не было. В бутике я ни к чему не прикасался. Когда я вошел, то толкнул дверь локтем или предплечьем, так что там тоже нет отпечатков. Дождя нет, на улице чисто, нет ни грязи, ни пыли, я убедился, что от моего визита и от моего веса не осталось никаких следов. Впрочем, я ничего не вешу. Это тело повесившейся весит, ее порочность на конце веревки и ее ужасный запах!
Я не был замешан ни в одной истории, в расследовании не упоминалось мое имя. Мелкий скрытник! Меня не вызвали, даже как свидетеля. Мария Елена не существовала, Мария Елена не существует. Достойная старость не заинтересована в огласке моих дурных встреч.
Последние недели и месяцы я посвятил своей последней воле в этом мире теней. Но тени, их видимость и ароматы не обманывают меня. Я долго смотрю на фотографию Роже Вайана, которую согласилась отдать мне Мария Елена после дела Виллями, желая искупить свою вину за то, что она втянула меня в расследование по поводу ее бутика. Я вновь смотрю на Роже. И говорю себе, что после смерти каждый должен выглядеть так, как его кумир. Вид приговоренного к вечной жизни, в которую он не верил. Помню, Роже́ Вайан часто говорил о Дон Жуане и о командоре. А я — жертва статуи Вайана, который испортил мне жизнь. Но кем бы я, агнец Божий, был, если бы не встретил его взгляд, его смелость, его статую, чем была бы моя жизнь с одним только Богом?
Командор оккупировал меня, как оккупируют страну, которой навязывают свою волю. И я благодарен ему за это. Он сделал меня умнее. И чище перед Господом. Во всяком случае, честнее. Статуя получила шкуру такого сумасшедшего игрока, как он. Контролируемый командор, который умер от