— Да, произошло еще одно убийство.
Пенни разинула рот и впилась в нее взглядом.
— Надеюсь, это не Даниэль…
— Мы не знаем.
Двух их коллег, с которыми они разговаривали всего пару дней назад, больше не было в живых. Причем обе ушли из жизни каким-то невообразимо чудовищным образом, который просто не укладывался в голове.
— Останки еще не опознаны.
Пенни дрожащей рукой заложила за ухо прядь прямых черных волос. Эвелин же задумалась над тем, не жалеет ли она, что покинула родительский дом в Фэрбенксе, чтобы работать в тюрьме. Когда Эвелин беседовала с ней, еще до открытия Ганноверского дома, Пенни сказала ей, что решила не идти в колледж, тем более что денег на учебу у нее все равно нет. Она пыталась устроиться на работу в Анкоридже, когда ей на глаза попалось объявление Эвелин. Хотя в Анкоридже было больше развлечений для молодой девушки ее возраста, чем в маленьких городках, зато Ганноверский дом предлагал больше денег, что было для Пенни немаловажно. Да и шансы сделать какую-то карьеру тоже были существенно выше.
— Но это наверняка Даниэль. Ее никто не видел вот уже несколько дней, — с жаром заявила она.
— Дикторша также сказала, что вы нашли в своей постели часть трупа, — добавила Линда и побледнела.
Эвелин попыталась дистанцироваться от картины, тотчас всплывшей перед ее мысленным взором. Увы, слова Линды заставили ее словно наяву представить, как Зигмунд грызет бледную, мертвую руку. Ей тотчас сделалось муторно. Желчь обожгла ей горло, и она поспешила поднести ко рту руку.
Увидев это, Линда поспешила извиниться.
— Извините, я не хотела. — Она протиснулась мимо Пенни. — Представляю, каково вам было, когда вы это нашли… но нам все равно нужно знать все как есть. Думаю, это наше право.
— Согласна, — отозвалась Эвелин. — Мне очень жаль, но это правда.
От лица Пенни отлила кровь.
— Но вы же не думаете, что эти убийства как-то связаны с Хьюго?
— С Хьюго? — растерянно заморгала Эвелин.
— Он явно к вам неравнодушен.
— Пенни, Хьюго сидит за решеткой, — напомнила она. — Он никак не мог этого сделать.
Пенни прикусила нижнюю губу.
— Но ведь он же напал на вас вчера. Раньше он этого не делал.
— Откуда вам это известно? — спросила Эвелин. — От Фицпатрика?
Пенни посмотрела на Линду, но та осталась верна своему боссу.
— Он сообщил все нам, — промямлила Пенни, по-молчав.
Эвелин легко представила себе, как жуткий педант и зануда Фицпатрик рассказывает всем о ее ошибке: пусть это послужит всем вам уроком. Порой ему доставляло удовольствие доказать, что она не права, что она простая смертная и не способна тягаться с таким светилом, как он. Но быть хорошим психиатром, копом, актером, музыкантом или писателем — кем угодно, — означает в иные моменты идти на риск. И будь у нее возможность заново пережить вчерашний день, она бы снова на него пошла. Хьюго слышал многое из того, чего не слышала она, и если здесь, в Ганноверском доме, творились какие-то нехорошие вещи, он мог сообщить ей о них — если хотел.