Гарза презрительно усмехнулся.
— Чушь собачья! Вы не можете отрезать мне яйца, тем более без моего согласия. Это жестокое и необычное наказание.
Он прав, так оно и есть. Для этого он должен иметь право на условно-досрочное освобождение и лично просить администрацию предпринять по отношению к нему столь радикальные меры. Выбор всегда был за самим заключенным. Пока что во вверенном ей учреждении еще никто не решился на этот шаг. Однако Эвелин не собиралась делать эту процедуру необязательной.
— И кому вы пожалуетесь? Это здесь-то? — спросила она.
Ее вопрос стер с его лица последние следы ухмылки. Ага, похоже, она напугала его, с удовлетворением отметила Эвелин. Раньше она никогда не применяла к своим пациентам такой подход. Однако после разговора с Хьюго она ощущала себя сбитой с толку и уставшей. Впервые с момента ее приезда в Ганноверский дом ей показалось, что контроль за ее детищем ускользает из ее рук — не слишком приятный знак.
Кроме того, апеллировать к душевным струнам Гарзы бесполезно. Это никогда не сработает. Хотя бы потому, что таковых — судя по тому, что она читала о нем, — просто не было. Может, испробовать новый подход? Попытаться сыграть на его злобе и высокомерии? Психопатам свойственна завышенная самооценка. В собственных глазах они не такие, как все, — особая, избранная каста. Эвелин хотелось бросить вызов самомнению Гарзы.
— Да, только не в этой дыре, — сказал он.
— Именно — поддакнула Эвелин. — И как вам ощущение собственного бессилия?
Гарза хищно прищурился.
— Я вижу, куда вы клоните. Вы пытаетесь показать мне, через что проходит жертва. Но я не бессилен. Вам со мной ничего не сделать. У вас ничего не выйдет. У меня есть права. Меня охраняет конституция!
Эвелин посмотрела на свои ногти.
— Может быть, но пока я готова отвечать за последствия, у меня есть такой же самый выбор, как и у вас, когда вы убивали этих женщин. Если у меня будет такая возможность, я могу сделать все, что угодно. А поскольку я начальница этого заведения, такие возможности у меня есть. Единственный вопрос в том, накажут ли меня потом за это или нет, — сказала она ему и подмигнула. — И, честно говоря, я бы сочла вашу кастрацию общественным благом, ради чего я готова даже пойти на риск.
— Это вы пытаетесь отыграться на мне за то, что сделал с вами тот парень. Только и всего.
— Может быть и так. У нас у всех свои странности, вещи, в которых мы заходим слишком далеко. Мои состоят в том, чтобы оградить невинных от хищников вроде вас.
— Но я никого даже пальцем не тронул. — Это заявление он, похоже, делал уже не раз.