— Да ты не обижайся, Коль…
— Да я и не обижаюсь! Подумаешь! Просто я без бабы живу, давно уже. Вот и некому приглядеть…
— Ага… И домашней еды тоже давно не ел, да? — хитро сощурившись, тихо-коварно переспросила Тамара.
— Чего это ты вдруг — про еду? — словно уловив в ее голосе нехороший для себя подвох, встрепенулся Коля. — Иль ты думаешь, что мне баба только для еды да для обиходу всякого нужна?
— А что, нет?
— Ох, какая ты… Прямо без ножа мужика режешь! Люблю таких баб, чтоб вокруг да около не ходили!
— Ну, так все-таки…
— Нет, Тамарочка. Я не такой! Я жить с теплом люблю, чтоб душа к душе запросто так тянулась, а не из-за всяких там интеллигентских заморочек да реверансов. Я потому и с бывшей своей развелся, что она все помалкивала да злобу в душе копила. Подожмет губы, и молчит, и глядит презрительно, будто я вошь какая ничтожная. А я — человек! Мне от тебя не презрение, мне от тебя любовь нужна…
— Так ты разведенный, значит?
— Ага. Разведенный. Могу и паспорт показать.
— А у тебя и паспорт с собой имеется?
— А у меня всегда свое с собой имеется, Тамарочка. И паспорт, и рожа моя рябая, и душа нараспашку!
Так, за разговором, они дошли до синего тента кафе, уселись за хлипкий пластиковый столик с такими же хлипкими креслицами. Тамара огляделась — на кафе это заведение слабо тянуло, конечно. Так, забегаловка. Чистой воды пивнушка. Но уж тут не до выбору — куда кавалер пригласил, туда и пришла. Может, у него с деньгами туго?
Молоденькая девчонка в засаленном переднике принесла им пиво в огромных запотевших кружках, бухнула ими об стол совсем невежливо. Тамара тут же потянула кружку к себе, приложилась, сделала несколько больших глотков — очень уж пить хотелось. Прямо в горле все пересохло. От волнения, наверное. Потом, осмелев, вытащила онемевшие ноги из тисков-лодочек, скрестила ступни, покачала ими в воздухе, и вдруг почувствовала себя почти счастливой. И правда — хорошо! Пиво быстро распространилось по организму, обволокло его тепло и бархатно. Под порывом несильного ветра слегка колыхнулся тент над столиком, желтый тополиный лист залетел, покружился и упал ей на колени — маленький, жалкий, пожухлый. Отчего-то он особенно ее растрогал, этот лист. Еще тепло, еще ему жить да жить, а вот, поди ж ты, сорвало шальным ветром, унесло с дерева…
— Осень скоро, — задумчиво произнес Коля, быстро осушив свою кружку. Потом с удивлением глянул на ее пустое дно, начал озираться в поисках официантки: — Черт, куда она запропастилась, зараза такая…
— А ты, часом, этим делом не увлекаешься ли? — вытянула Тамара руку расслабленно, указывая на его вмиг опустевшую кружку.