За те три дня, что прошли с начала их «семейной жизни», она его трезвым не видела. Если не считать, конечно, того первого знакомства, когда он повел ее пиво пить. Причем загульный Колин размах нарастал день ото дня с такой катастрофической быстротой, что только смотри да диву давайся. Вроде был мужикашка обыкновенный, скромный да неказистый, а превратился за три дня в чудовище, бешеное да непотребное. Кто ж мог подумать-то? Он, когда в тот первый вечер домой с остановки шли, вежливо взял ее под локоток — погоди, говорит, дорогая Тамарочка, я в магазин заскочу… Надо же, говорит, отметить наше с тобой вступление в новую жизнь, чтоб честь по чести, чтоб все как у людей… Она и поверила. Только удивилась немножко — слишком уж он из этого магазина выскочил… оттопыренный. Эх, надо было тогда еще бдительность проявить да поинтересоваться — какое такое отмечание человек задумал с тремя бутылками водки? Надо, надо было тогда еще скороспелое это знакомство на корню поломать, а она уши развесила, обрадовалась — мужикашку в дом привела…
В первый же вечер он две бутылки сразу и приговорил. Завалился спать в кресле перед телевизором. А она его пледом заботливо накрыла, подушечку под голову подсунула. И мысль в голове дурацкая промелькнула — вот и она, мол, к семейной жизни приобщилась, заживет теперь, как все — с мужиком в доме. И это ничего, что он выпивши. Завтра проснется, а она на него будет ворчать, как все порядочные жены. Сердито и как бы понарошку. А он будет вздыхать, и ходить, и маяться с похмелья. И виновато на нее взглядывать…
Никаких Колиных вздохов и виноватых взглядов она так и не дождалась. Ни к утру, ни к вечеру следующего дня. Все вышло наоборот — Коля проспал до обеда, а продрав глаза, так сердито в ее сторону зыркнул, будто это она перед ним неизвестно за что провинилась. И даже опомниться не дал — тут же оставшуюся третью бутылку приговорил. В один присест, из горлышка, как залихватский гусар из старого кинофильма. И не закусил даже. Глянул мутными глазами, икнул, погрозил ей строго пальцем, потом произнес нечленораздельно:
— Ти-ше. Ти-ше. Не возникай. Просплюсь — человеком буду…
Проспаться, однако, ему никак почему-то не удавалось. И стать обещанным «человеком» тоже. Да и не уследишь же, в самом деле, когда у него этот процесс очеловечивания начнется! Ей же на работу надо! У нее ж работа ответственная, ее старички немощные по своим квартирам дожидаются! Им до ее семейных трудностей вообще дела нету…
А вчера вечером, придя с работы и увидев катающуюся по прихожей пустую бутылку из-под водки, она уже и не выдержала, с порога закричала на него — сколько, вроде того, уже можно-то? Лучше бы уж и не кричала, не звала себе горя на голову. Коля вышел из кухни — весь вздыбленный, глаза дикие, уставился на нее, даже и не узнал будто. А она ему снова — ну чего ж ты, ирод, творишь, обещал же проспаться… Вот тут он скалку с кухни и схватил. А может, уже вышел с этой скалкой — она и не помнит теперь. И попер на нее с этой скалкой, как с шашкой наголо. Еле успела в ванной укрыться — сидела там до самой ночи, пока не услышала, как он в коридорчике свалился…