Трудная дрессировка
Норку привезли в спецшколу, в дачное Подмосковье. Кругом были зеленые луга, рощи, светлые пруды. Деревянные дома окружены садами и огородами.
Собаки, привезенные из многих городов на специальную дрессировку в школу, размещались каждая отдельно в просторной вольере, обнесенной высокими стальными решетками. В середине вольеры — небольшая землянка-конура. Жить в ней собаке очень удобно: летом в ней прохладно, а зимой тепло.
Первое время собаки, оторванные от родного дома, где они выросли, вели себя неспокойно: бегали по вольере от стенки к стенке и тревожно лаяли.
Тосковала по своему дому и Норка. У нее был грустный вид. Она тяжело вздыхала, временами позевывала, а иногда, тихо скулила, будто жаловалась на свою судьбу. А вечерами она поднимала узкую морду кверху и протяжно тянула однотонную, тоскливую песню: «А-у… у-у!»
Новый хозяин — дрессировщик Васильев — успокаивал Норку:
— Ну что ты, дурочка, завыла, а? Скоро работать начнем, и всю твою тоску как рукой снимет.
Собака прислушивалась к спокойному голосу Васильева, пристально смотрела ему в глаза и постепенно затихала. Он выводил ее на прогулку, но не спускал с длинного поводка, и она не могла резвиться так, как резвилась на воле с Борисом. Новый ее хозяин был тоже хорошим, хотя и более строгим, чем Борис. Он кормил ее пахучим мясным супом, чистил щеткой и купал в пруду. Ей было приятно, и она быстро привыкла к новому хозяину, а потом охотно стала выполнять все то, чему ее научили в клубе.
Однажды Васильев привел Норку в рощу, на большую поляну, где был оборудован какой-то странный городок: тут стояли одноэтажные фанерные домики, на стенах которых висели настоящие почтовые ящики, тянулись асфальтовые тротуары, кое-где были лестницы и столбы, рвы с деревянными мостиками, ямы, лужи, тумбы и даже узкоколейная железная дорога с переездом и шлагбаумом.
Васильев надел на Норку кожаную шлейку, она плотно обхватила шею и грудь собаки. На спине от шлейки вверх торчала тонкая стальная дуга. Дрессировщик уцепился за эту дугу левой рукой, как за поводок, а в правую взял трость. Затем он подал команду «вперед, тихо!» и пошел вслед за собакой, ощупывая тростью землю. Он уподоблялся слепому, не закрывая, однако, глаз, и учил собаку двигаться по свободному тротуару на правой стороне улицы. Иногда Васильев плотно закрывал глаза, чтобы яснее себе представить, как чувствует себя слепой. На миг погружался в темную бездну и тут же открывал глаза. Тяжело было без привычки. Будто в подземелье каком-то, и не знаешь, куда идти.