Сразу после этих слов молчание, с которым казаки выслушали речь старшины, взорвалось криками возмущения, всеобщим недовольством. Выждав минуту, Войсковой судья поднял руку, собравшиеся постепенно унялись, вновь наступила тишина. После ведущий Раду веско заметил:
- Братья-казаки, криком делу не поможешь. Нам надо крепко подумать, как выручить своего атамана. Оставлять его в беде мы не можем, но и идти против Московского царства, силой отбивать Ивана Дмитриевича, тоже. Посему выступать только с резонным словом и не сразу всем, а по одному, поднимайте руку, я вызову.
Из массы желающих выступить первым он дал слово крепкому жилистому казаку лет сорока:
- Говори, Михаил Степанович, Круг слушает тебя.
Казак степенно вышел на свободное место, разгладил усы, потом громким басистым голосом заявил:
- Братья-казаки! Коль руки у нас повязаны, то остается обратиться с челобитной к царю. Надо отправить в Москву ходоков от товарищества, свидеться с государем, убедить его в лживости навета. Порукой верности наших слов будет грамота от общества, которую нам надо всем миром написать и заверить собственноручно. Готов сам отправиться с докукой к царю.
Казаки одобрительными криками: Верно, Михаил Степанович, - поддержали собрата, последующие выступающие в основном согласились с первым предложением, вносили свои дополнения и уточнения. Войсковой судья подвел итог всеобщего мнения и предложил выбрать ходоков от Сечи и составить грамоту, которой немедля займется Войсковой писарь и огласят на Раде для одобрения. Все согласились, началось выдвижение делегатов. Меня как-будто осенило, подтолкнуло что-то, неожиданно для себя поднял руку и громко, на весь круг, выкрикнул своим ломающимся баритоном:
- Федор Максимович, дозвольте слово молвить!
Судья недоуменно посмотрел на меня, что это за молодой казак, осмелившийся вмешаться во взрослые дела, потом вспомнил, с улыбкой ответил:
- А, тот самый лихой джура, взявший коня на Покров! Ну, говори, только по делу, не мешкая, не допекай старших.
Выхожу из круга на середину, представляюсь: Казак Капуловского куреня Иван Свирьков, - а после продолжаю:
- Господа лыцари, прошу направить в Москву с ходоками и меня. Я ученик характерника, могу уже многое. В Москве наших ходоков, думаю, ждут препоны, особенно, если против Ивана Дмитриевича строят козни власть имущие, просто не допустят к царю. Я своими еще скромными способностями смогу как-то помочь казачьему братству в сим деле, повлиять на царских дьяков, ведающих приемом к государю.
Войсковой судья и казаки молчали после моих слов минуту, а потом кто-то крикнул: А ведь дело говорит молодой, есть толк в его речи!