Летом шестьдесят пятого меня очередной раз «загребли» на военные сборы. Предложили надеть погоны младшего лейтенанта и сказали, что отныне я командир взвода. Минометного! До той поры я минометы видел только в кино и разбирался в них, как кролик в квантовой механике. Ладно, что во взводе нашлась пара сержантов, которые до той поры к этим системам имели какое-то отношение. Во время стрельб они предпринимали героические усилия, чтобы наши мины летели куда угодно, лишь бы не в НП с высоким начальством (за это я им благодарен по сей день).
Отношение упомянутого начальства к тощему штатскому «партизану» с повадками хлипкого интеллигента и полным отсутствием способностей в военных делах было соответствующим. До сих пор помню махровое хамство командиров с двумя просветами на погонах и слегка презрительное сочувствие нашего комбата (он был повоспитаннее и поначитаннее своих собратьев по оружию).
Однажды из дома в наш полевой лагерь мне переправили бандероль с корректурой журнала «Москва», где набрана была статья С,Баруздина. В ней он самыми теплыми словами характеризовал мои повести. О, сладкое утешение среди сумрачного ратного быта!.. Я, млея от благодарности, дважды почитал статью, а затем оставил корректуру на своей постели в палатке и пошел разбираться по поводу одного из своих подчиненных — тот чересчур приложился к бутылке, контрабандным путем присланной из дома. (Хлебал бы, паразит, где-нибудь в уголке, а то ведь сразу понесло на глаза начальству; а виноват, конечно, командир взвода!).
Объяснив какому-то майору (не помню его должность), что я не нянька для мужиков, которые старше меня, и, если угодно, пожалуйста, отправляйте этого алкоголика на «губу» («Меня тоже? С полным удовольствием! Хуже, чем здесь, не будет!»), я вернулся в палатку, чтобы утешиться третьим чтением. И увидел своего комбата, который держал оттиски журнала.
— Так это что же… — выговорил он незнакомым, «штатским» голосом. Это, значит, про тебя… про вас?
Я хмуро подтвердил, что «про нас» и подумал: отберут на «губе» корректуру или разрешат оставить?
Но гауптвахтой уже не пахло. Осторожно покинув палатку, комбат тут же отправился к «отцам командирам» и поведал, что среди «партизан» имеется «настоящий писатель». До той поры этот факт начальниками как-то не воспринимался.
Отношение к «товарищу младшему лейтенанту» неуловимо изменилось. «Двухпросветные» офицеры отвечали на мои приветствия с подчеркнутой вежливостью. Несколько раз я слышал, что «нелепо требовать от человека минометных знаний, если у него был иной профиль подготовки» (на военной кафедре в университете я с грехом пополам изучал 122-миллиметровую гаубицу). Один раз кадровые «товарищи офицеры» даже пригласили к себе в палатку выпить водочки… А когда пришел конец сборов, вожделенный «дембель» состоялся без всяких проволочек, хотя до той поры ходил грозный слух о дополнительных пятнадцати днях… Позже комбат признался мне, что сказал командиру полка: «Отпустите вы его на хрен поскорее, этого „мамина-сибиряка“, а то напишет про нас что-нибудь непотребное…»