— Д-да…
— До чего упрямый Ф… ребёнок Ладно, я проведу работу с контингентом…
«Контингент» — это все люди в детдоме: ребята, воспитатели, повара, бухгалтер, два охранника и дворник дядя Максим. И каждый слушался Венеру Мироновну. Во-первых, потому что был у неё твёрдый характер. А кроме того, уважали за имя. Ну, почему «Мироновна», непонятно (видимо, папа был такой), а «Венера» — это же «дыхание космоса» (так говорил один из старших ребят, Костя Огурец). Дело в том, что в ту пору космонавты разных стран принялись строить на Венере большую научную станцию, о которой не смолкали разговоры… Правда, тот же Огурец, разозлившись за что-то на старшую воспитательницу, переделал её имя в Афродиту Нероновну. И объяснил ребятам, что «Афродита» по-древнегречески то же самое, что «Венера» по-древнеримски.
— Богиня была такая. Красивая, но вредная… А Нероновна потому, что командует, как императрица. Был такой император-злодей…
Венера Мироновна не была красивой. Скорее уж наоборот. Но командовала… да… Хотя никогда не кричала. И не допекала лишними запретами. Если хотят люди посидеть после отбоя лишние полчаса, послушать интересную книжку, так и быть. Если просятся на озеро с кем-нибудь из воспитателей — понырять, побултыхаться, то «ладно, сводите их; только смотрите, чтобы не до посинения…» Но домашние задания готовить — это уж будьте любезны без лишних разговоров. «А то в школе опять скажут, что у детдомовских заторможенное развитие… А разве оно у вас заторможенное?» — «Не-е, Афр… ой, Венера Мироновна!»
На «Афродиту» она не обижалась, только однажды сказала Константину: «Ох и фрукт же ты, Огурец…» — «А чё я…», — ухмыльнулся тот.
Видимо, с «контингентом», Афродита Нероновна в самом деле провела работу: никто больше не называл Сушкина Фомой. Сушкин — вот и все.
Фамилия как фамилия. Не героическая, но и не обидная. Скорее всего, произошла она от слова «сушка». Сушки, как известно, это калачики из пресного теста. Твёрдые и блестящие. Их принято жевать во время чаепитий. Когда очень твёрдые, обмакивают в чай и кусают… Перед вторым классом, когда Сушкину исполнилось восемь лет, ребята делали ему всякие самодельные подарки, а Капитолина Бутырина подарила ожерелье из мелких сушек. Повесила на шею. А ещё две сушки, на петлях из ниток, нацепила на уши.
— Вот. Теперь ты, как вождь папувасов…
— Папуасов, — сказал Сушкин, который недавно читал про Миклуху-Маклая. — Спасибо…
«Ожерельными» сушками он угостил, кому хватило, а с теми, что на ушах, гулял полдня. Ему думалось, что эти два калачика — будто дополнительные признаки его фамилии. А затем вспыхнула замечательная мысль (видимо в восемь лет человек сразу умнеет): почему бы не обзавестись таким признаком на все времена?