Ничего не происходило. Шли часы, а ничего не происходило.
Постепенно шумевшая, гудящая и перешептывающаяся толпа умолкла. Все застыли в ожидании. Казалось, даже солнце в небе остановилось, прервав свой путь к закату. Напряжение росло с каждой минутой.
— Вы не могли ошибиться? — спросил Феодосий у глухомана. — Не было ли в послании ошибки?
— Я передал все как было в послании, слово в слово, — ответил глухоман.
— Значит, что-то случилось, — встревоженно проговорил Феодосий. — Я чувствую, случилось что-то нехорошее.
«Слишком уж я был уверен, — думал он, — что все будет хорошо. Что эти двое вернутся и принесут добрую весть, и в Ватикане все станет по-старому, и прекратится эта кутерьма со святыми и раем…»
Думая так, он пытался успокоить себя, не поддаваться отчаянию.
«Если даже что-то не так, если произошло что-то плохое, это же не навсегда. Я сам и еще кое-кто в Ватикане, пускай нас будет немного, поддержим огонь, который разгорится от искры надежды. Ватикан не погрузится в темную бездну, не погибнут в ней безвозвратно крупицы жизни. Когда-нибудь, через много веков, люди устанут от стерильной святости и вернутся к поискам знания, а это приведет их в конце концов к истинной вере. Но если когда-нибудь, в далеком будущем, выяснится, что истинной веры на свете не существует, лучше узнать об этом и открыто принять, чем притворяться и двуличничать, утверждая, что такая вера должна быть обязательно».
Кардинал погрузился в раздумья, молитвенно, смиренно склонил голову и вдруг услышал нарастающий звук множества голосов. Резко подняв голову, он увидел то, что видели другие.
На эспланаде, не более чем в ста футах от кардинала, стояли Джилл и Теннисон. Над ними он разглядел мгновенно сверкнувшую и пропавшую вспышку алмазной пыли. «Уж не Шептун ли это?» — подумал кардинал.
Он приподнялся, но тут же снова опустился на табурет. Что-то было не так. Он увидел то, что не разглядел поначалу: перед Джилл и Теннисоном подпрыгивало странное чудище, похожее на маленького осьминога, перевернутого вверх ногами. Подпрыгивая, странное существо издавало противный чавкающий звук.
Теннисон обратился к Шептуну:
— Шептун, что стряслось? Ты что, притащил с собой Попрыгунчика?
— Понимаешь, я успел схватить его в последнее мгновение, — оправдываясь, ответил Шептун. — Когда он вздумал взорваться там, прямо перед нами, я ухитрился каким-то образом проникнуть к нему в сознание — до тех пор мне это не удавалось, хоть я очень старался. Я вовсе не собирался брать его с собой, но так уж вышло, что он тут.
— Там, в последний момент, — сказала Джилл, — он показался мне громадным и злобным.