– Я он’иссарам, женщина с гор, ожидающая суда, – повысила голос Деана. – Я несу частичку души племени, от начал жизни до самой смерти. Я не откажусь от Законов и Чистоты или Чести. Я – дочь Великой Матери.
Она смотрела на собственное отражение, которое, казалось, ожидало чего-то большего. Правильного вопроса.
– Я дочь Великой Матери…
Да. В этом все дело. Я дочь Баэльта’Матран, той, чьи другие имена – Милосердие и Справедливость. А она сказала: «Не станешь ты неволить другого, не возложишь на него вериги и не превратишь в животное». Иссарам не признавали рабства, а торговцы людьми избегали контактов с ними. А теперь на плантациях те, кто чтил Великую Мать, даже если и делали это на свой меекханский, полуеретический манер, готовились к бою.
Считать ли их братьями? Отвернувшись от них – отвернется ли она от Матери?
Верный вопрос звучал: расскажешь ли ты обо всем Лавенересу? Расскажешь ли о мужчинах и женщинах в невольничьих ошейниках, которые под слоем тренированного равнодушия и покорности несут в глазах жажду битвы? Передашь ли ему вести от Королевы Невольников?
Что сделает Сын Огня?
Женщина в зеркале приподняла брови, саркастически кривясь.
«Нет. Что сделает мужчина, который занимает твои мысли чаще любого другого».
«Неправда».
«Которого ты обвиняешь, что он разбил твое сердце, хотя он и предупреждал, что он – не хозяин своей судьбы».
«Нет».
«Да. Ты не можешь перестать о нем думать. Ты раз за разом вспоминаешь бандитов, пустыню, пещеру, его руки на твоем теле, скалу под твоей спиной. И ночь, когда он был с тобой в последний раз».
«Неправда».
«Не притворяйся. Кого ты обманываешь? Себя? Что тебя злит? Ты ведь помнишь, как боялась, когда Око его поглотило. Ты ведь сама говорила, что тоскуешь по переводчику, но он – не только переводчик. Любой, любой в мире остается многими людьми. Ты: Деана д’Кллеан, иссарам, но ведь – и полукровка-меекханка, мастер тальхеров, а еще – Песенница Памяти, Ищущая и та, кто спасла здешнего князя. Ты и правда желаешь получить себе только слепца-переводчика? Это словно бы ты хотела меч, у которого нет рукояти, эфеса или клинка. Ты должна принять его всего».
«Мне нет до этого дела».
«Правда? – та, в зеркале, приподняла бровь. – Тогда отчего ты боишься выйти в коридор и встретиться с одной из этих женщин?»
«Я не боюсь».
«Кого ты обманываешь?»
«Я уеду, он останется. И так это и закончится».
«Конечно. И ты, возможно, когда-нибудь даже о нем забудешь. Тетка наверняка бы так тебе сказала. Но мы говорим не об этом. Вопрос вот в чем: скажешь ли ты ему или нет? Если нет, то восстание наверняка вспыхнет и десятки, а может, и сотни тысяч детей Матери погибнут. Они могут победить, но какой ценой? А может, ты задумаешься, пойдет ли князь по следам своего брата и постарается облегчить судьбу невольников – или же оставит сталь и огонь. Можешь ли ты ему доверять или нет? Оттянет ли он бунт, высылая против невольников армию, или успокоит их мудрыми решениями?