Но если использовать чужое тело, можно пренебречь ценой. Особенно если знак, который выбит у них на коже, был его знаком и сделался воротами, сквозь которые он мог направить обретенную Силу так, чтобы та ему послужила.
Это не была аккуратная работа – никакого медленного расширения канала для магии, наблюдения за реакцией источника. Напоминало взлом дамбы и слежение за тем, как безумная волна катится вперед, сметая все со своей дороги. Вор потянулся прямо к жизненной силе юношей, заставил их открыться Силе, чтобы перековать ее так, как было нужно ему, – и передать ее в его руки.
Они завыли, когда Дурвоны на их руках запылали живым огнем. Буквально. Татуировки почернели и принялись дымиться, а кожа вокруг них сперва покраснела, а потом заскворчала, когда Сила, проходя через знак Реагвира, прожгла себе путь сквозь нервы, вены, кости и мышцы. И вдруг на брусчатке уже не стало отряда святых воинов, готовых убивать во имя Владыки Битв. Вместо них, воистину магическим образом, появилась банда вопящих, плачущих и скулящих подростков, вьющихся от боли, которая отбирала у них разум.
Альтсин убрал их крики из сознания, концентрируясь на мальчишке, что лежал на ступенях. Сила катилась ровно, причем потоком куда большим, чем было ему нужно, но это его не интересовало. Он отыскивал в ней аспекты, отвечающие за лечение, ускорение заживления ран и убирающие травмы, – остальное он отбрасывал. По камням ползали огоньки: от ножей, пряжек ремней и других металлических предметов, что находились поблизости, сыпались искры, а ветер вился по улице наподобие ошалевшей змеи.
Вор посвятил каплю внимания тому, чтобы приструнить отпущенную на волю магию – целью его вовсе не было причинить вред всем людям вокруг.
Дюжины молодых парней ему полностью хватило бы.
Он притронулся к голове мальчика, починил разорванную артерию, убрал сгусток крови, давящий на мозг, заставил кости занять свое нормальное положение и срастил их. К счастью, мозг не слишком пострадал, и в таком молодом возрасте все должно было, раньше или позже, прийти в норму. Альтсин задумчиво глядел на шрам на голове, но затем все же его оставил. Шрамы – это история совершенных ошибок, и лучше бы, чтобы они напоминали нам о тех мгновениях, когда мы их заработали.
Например, когда зацепили банду подростков, только и ищущих оказию, чтобы кого-нибудь избить.
Мальчишка вдруг громко вздохнул и улыбнулся…
Улыбка эта была последней картинкой, которую подсунула Альтсину память. Как он выбрался из этой улочки, как разминулся с толпой и каким, проклятие, образом попал потом сюда, в подземелья Храма Меча, он все еще не помнил.