Фредегар и Роб слушали как заворожённые. Странный незнакомец не лгал – в этом они были уверены.
– Моя семья была очень довольна, – продолжал вспоминать Фиделис. – Меня даже послали учиться в большой город, в настоящую академию. Об этом много говорить я не стану, скажу лишь, что и впрямь получил сперва короткий жезл ученика, потом – четвертьпосох подмастерья, затем – полупосох мастера, а закончил уже с полным посохом магистра. Но потом… – он замялся.
– Прости, почтенный, – осторожно воспользовался паузой Робин. – Но скажи, в твоём родном мире веровали в Спасителя?
– О да, – отозвался Фиделис. – Он приходил к нам. И был, как водится, казнён по какому-то недоразумению в совершенно незапамятные времена. Само собой, он оставил по себе могущественную церковь и книги, почитаемые священными, там говорилось о Его втором пришествии, когда он воздаст каждому по справедливости и дарует жизнь вечную. Мои родители были исправными прихожанами. Я же… меня охватывала дрожь, когда я думал о Нём. Потому что я видел Его, шагающего под разными солнцами, разными дорогами, я не мог не думать, насколько же это неправильно. Мир оставался после этого мёртвым, и души его обитателей исчезали бесследно, где-то в утробе Спасителя.
– Мы это заметили, – мрачно согласился Фредегар, отправляя в рот последний кусочек сочащейся соком жареной колбаски.
– Но это не повод не отдать дань этому прекрасному пиву, – Роб опрокинул кружку.
– Ты прав, досточтимый, – согласился Фиделис, поправил длинные волосы. – Но дослушай мою историю, прошу тебя. Случилось так, что Он… и в самом деле явился к нам во второй раз.
Оба половинчика разом перестали жевать.
– Я тогда был таким же, как сейчас, – развёл руками рассказчик. – Мне исполнилось двадцать пять, я получил длинный посох магистра, первым из моих однокашников, и вообще куда раньше, чем положено, обычно-то магистрами становились к пятидесяти… И тут началось. – Его лицо омрачилось, брови сдвинулись. – Можно много рассказывать об исполнившихся пророчествах и свершившихся предсказаниях, о том, как начались страшные бедствия, мор, глад, как вернулась чума… – Он перевёл дух, лицо сделалось совершенно мёртвым. – Я метался от города к городу, от селения к селению… я спасал одного, а за поворотом меня ждали десять скончавшихся. Потом сто. Потом тысяча… Я уже не успевал, ничего не мог успеть, мною овладело сперва отчаяние, а потом бешенство, я проклинал свой дар, бесполезный в бою, я… – Он схватил опустевшую кружку, поморщился, со стуком поставил на место. – Потом реки потекли вспять, начали извергаться огнедышащие горы, воздух наполнился серой, так что невозможно становилось дышать; люди умирали десятками тысяч, и от свирепствовавших болезней, и от безумцев, пытавшихся кровавыми жертвами умилостивить неведомых «богов»… Умерли мои родители, братья, сёстры, умерли все соседи, а я продолжал уже не метаться, но тащиться без смысла и цели, хоронил мертвецов, как мог, хотя это и было бессмысленно, трупов скопилось слишком много.