Себя я оставил новый мушкет, который мои товарищи называли «армейским» и ценили весьма высоко. Широкий кожаный пояс и перевязь с серебряными газырями. Шпагу довольно неплохого качества, кинжал и пару ножей. Плюс стал обладателем трёх комплектов одежды, которую, честно говоря, брезговал надевать, пока её хорошенько не отстирают, парочки довольно тёплых одеял, достаточно больших, чтобы подстелить под себя и накрыться сверху. Котелка, фляжки, ложек-мисок куда более высокого качества, чем те, что я приобрёл в Лоориге. Ещё одного кошелёчка, набитого уже серебром, и тючка с разным полезным барахлом. И да, конечно же, новой широкополой шляпы. Поскольку мою первую мушкетное ядро превратило в нечто неприличное. Зато в новой шляпе я сам себе казался этакой помесью ковбоя, д’Артаньяна и Индианы Джонса.
Кстати, новая шляпа, а точнее, печальная участь старой, сподвигла меня осторожно поинтересоваться мнением своих спутников о прошедшем бое. И результаты меня как бы не очень вдохновили. В том смысле, что по мнению моих опытных товарищей, бандюки, кстати из местных степняков, время от времени выходивших на большую дорогу, круто просчитались. Наш караван кажется довольно маленьким. Но груз в нём дорогой, и потому охраняется очень хорошо. Сам тот факт, что бандюки не смогли это заметить сразу и решились на гоп-стоп, говорит о том, что на преступную тропу они вступили относительно недавно и особыми криминальными талантами не блещут. Поэтому и силы распылили понапрасну, и, нарвавшись на отпор, предпочли удрать. А вот коли это были бы куда более опытные лесовики или горцы, занимающиеся грабежом профессионально, нам пришлось бы весьма туго. В общем, скорее бы добраться до цивилизованных мест, где, говорят, куда спокойнее.
* * *
Следующие три недели пути, пожалуй, можно было бы даже назвать скучными. Насколько «скучными» могут быть дни, проведённые в постоянном движении, заботах и мелких проблемах, а главное — в напряжённом ожидании нападения. Произошедшая разборка с бандой лично меня убедила в том, что к охране каравана, а главное, собственной жизни относиться формально не стоит. А ещё я наконец-то осознал, насколько жизнь тут сильно отличается от привычных мне стандартов, увидев отношение местных к смерти.
— Трое убитых? Печально, конечно, но парни они были хорошие, а значит, всё нормально! — примерно так высказался мой товарищ Шоорг.
— Как это нормально? Почему смерть хороших ребят — это «нормально»? — недоумевал я.
— Предки их примут, — пожал плечами Шоорг, посмотрев на меня с ещё большим недоумением. — А вот кабы они были трусами или предателями, тогда смерть — это очень плохо!