Хара поднялся. Похоже, что в этом сражении ему не было места — все закончилось слишком быстро.
Он перешагнул через венерианина, заметив, что его серебристые кудрявые волосы были испачканы кровью и черной пылью, и подошел к расслабленному, все еще вздрагивающему, телу Мерит. Затем выключил генератор, и с трудом разрезав тугую повязку, снял металлическую ткань с ее головы.
Мерит открыла глаза. Она несмело улыбнулась, и Хара взял ее на руки, неловко и нежно лаская…
Высокий землянин поднял голову. Он не хотел сдаваться даже смерти, которая уже стояла над ним, и на его широком массивном лице появилось какое-то странное выражение.
— Прекрасно, — с трудом прохрипел он. — Прекрасно. В данную минуту вы ничем не рискуете. Сейчас вы в безопасности, но скрыться вам не удастся. Вас узнает каждая собака, и для вас нет места ни на земле, ни в аду. Если понадобится, мы пожертвуем всю человеческую кровь системы, чтобы утопить вас, — он повернулся к Харе. — Ты знаешь, кто они? Ты любишь ее и даже не знаешь, что это такое?
Мерит вздрогнула. Хара даже не успел ответить, как Кейлин с улыбкой склонился над землянином.
Нож описал плавную дугу и слова, внезапно оборвавшись, перешли в предсмертный хрип, затем наступила тишина.
По-прежнему улыбаясь, Кейлин пересек комнату, покачивая ножом.
— Подожди, — тихо сказала Мерит.
Улыбка Кейлина стала шире, и он остановился, держа широкий нож на расстоянии, чтоб кровь землянина не запачкала сандалий.
В глазах у Мерит больше не было ненависти.
— Это правда? — тихо спросила она.. — Ты любишь меня?
Хара молча смотрел на мертвых.
— Кто вы? — наконец хрипло спросил он. — Собаки вас знают…
Затем взглянул на Мерит.
— Да, — сказал он со странной жестокостью, — Да, я люблю тебя.
Эти слова были неуместны здесь, среди тяжелого сладковатого запаха смерти и прозвучали, как взрыв издевательского хохота.
— Поцелуй меня, — шепнула Мерит.
Хара поцеловал ее, потом осторожно опустил на пол и глухо сказал:
— Ты не человек.
— Нет, — прошептала она. — Я — андроид… я… я говорила тебе, землянин, я — Мерит. Я — запретная.
Она не плакала. У нее просто не было человеческих чувств, но ее глаза были печальны.
— Иногда случалось, — тихо продолжала она, — что мужчины и женщины любили нас — это великий грех и их за это наказывали, а нас уничтожали. У нас нет души, и мы хуже собак, которые рвут нас на части. Мы созданы рукой человека, а не рукой Бога, и это правда, что нам нет места ни в раю, ни в аду.
— Мы сами создадим себе рай, — мрачно заметил Кейлин, разглядывая блестящее лезвие. Затем бросил взгляд на мертвых — людей с Земли, Марса, Венеры и продолжал: