Он подошел к Норджу так близко, что дуло пулемета уперлось ему в живот, и сказал:
— Не будь круглым дураком, — и ударил Норджа по лицу. В тот же момент он вырвал у него из рук пулемет.
Его могли убить, но не убили. Нордж стоял потрясенный, позволив Дэну отойти от него.
— Дело не в личных симпатия или антипатиях, — сказал Дэн Норджу. — Как ты сказал, — важны общие принципы?. Я думаю, что ты просто ублюдок. Можешь это считать выражением моего общего принципа, которому я следую в здравом уме и твердой памяти.
— Выведите его на веранду, — попросил Керк. — Я хочу кое-что показать ему.
Нордж не оказал сопротивления, когда его подтолкнули туда. Керк стал напротив него, мрачный, как сами джунгли.
— Вы говорите, что гордитесь своей праведностью. Очень хорошо. Взгляните, как действует люди, которые разделяют ваши взгляды. — И он указал туда, где лежала Сити.
Я знала, что предстоит увидеть, и, тем не менее, не смогла сдержать приступ тошноты. На других вид Сити подействовал еще сильнее.
Она лежала на спине на верхней ступеньке, ее раны на руках, лодыжках и горле были хорошо видны. Ее глаза почему-то снова открылись, и она смотрела на нас с молчаливой мольбой и бессильным осуждением.
— Сити, — прошептал Нордж почти неузнаваемым голосом. — Сити! Боже, что они с тобой сделали?
Никто не пытался остановить его, когда он бросился вниз по ступеням и встал на колени подле нее.
Джи Ди что-то бормотал беспомощно, Дэн стоял ошеломленный. Я старалась не смотреть на тягостную сцену внизу. Наверное, я пошатнулась, так как Керк схватил меня за плечо.
— Все в порядке, — сипло сказала я. — Я не понимаю. Если Сити принесла им записку, значит она была на их стороне. Почему в таком случае они убили ее?
— Возможно, они не доверяли ей, — ответил Керк. — Ведь Сити была малайкой, а не китаянкой, и когда она доставила информацию от незнакомого американца, они заподозрили в этом какой-то подвох и хотели пытками вырвать у нее правду. — Он вздохнул. — Бедное дитя! Она не могла им сказать больше того, что знала сама.
Непроизвольно я опять посмотрела вниз. Нордж низко склонился над мертвой девушкой, крепко держа ее пронзенную руку и умоляюще глядя ей в лицо. Я видела, что плечи его дрожали. Думаю, он любил Сити. Ее же отношение к нему осталось для меня вечной тайной. Верила ли она на самом деле в ту философию, которая погубила ее, или она верила в нее, потому что в нее верил Нордж? В любви все возможно.
Некоторое время Нордж продолжал сидеть возле убитой. Наконец он встал на ноги и начал подниматься по ступенькам. Думаю, он не видел нас: глаза его были полны невыразимой боли и смятения, как у побитого щенка. Никто не двинулся, чтобы остановить его, и он, как слепой, вошел в дом. Мы слышали, как он поднимался по лестнице в свою комнату.