А вот американец? Что ему надо в моей стране? Что он принес в нее хорошего? Оружие? Но ведь гитлеровцы тоже несли оружие. Так чем же, спрашивается, отличается от фашистов этот американец, что бросает норвежские кроны, как окупационные марки?
Нет, Норвегия не хочет войны! Народ не позволит стортингу распоряжаться его судьбой. Гитлеровцы однажды пришли, разбудив залпами тихое весеннее утро, и ушли; трумэновцы, прячась в ночном ненастье, пришли с оружием и уйдут. Они, как сыпучий морской песок - вода нанесет его и смоет. И только народ останется вечен, как вечны вот эти скалы, море и небо.
Дядюшка Август редко ходил на собрания, но сейчас ему вспомнился последний митинг в защиту мира, когда выступал Ратке. Он говорил: "Капиталисты, подсчитав свои барыши, накопленные в войну на крови честных людей, снова мечтают о барышах, снова готовят войну." Да, видно, прав был Ратке, у него умная голова.
Кровь честных людей. Дядюшка Август сразу вспомнил памятник в честь погибших за освобождение Норвегии - советских воинов, вспомнил простую высеченную в скале надпись: "Норвегия благодарит вас", - и тут же с радостью решил, что тоже останется вечным.
Катер резко положил на борт. Дверь капота распахнулась. Под винтами кипела голубоватая пена. Тихо пылали звезды. Лоцман вгляделся в ночь и узнал это место. Здесь таился самый большой и острый риф, названный кем-то Чертовым зубом. В войну на Чертовом зубе распорол себе днище немецкий миноносец. Волны потом разбили его о камни, раскидав по дну орудия, обстрелявшие город, и машины, приведшие его сюда. И только во время отлива иногда еще виднеются над водой шпангоуты фашистского корабля, точно позвонки какого-то гигантского доисторического животного, сеявшего когда-то ужас и разорение.
Рука лоцмана стянула с головы зюйдвестку, обнажив седые волосы: на этом рифе вместе с миноносцем погиб его сын.
* * *
Суперкарго, плевавшийся от качки зеленью желчи, встретил его злобным хрипом:
- Теперь-то вы уж наверняка поведете транспорт. И даром, - он кивнул на полицейские карабины.
В душной рубке за стаканом виски сидел бледный сухопарый капитан.
- Подпишите акт, - буркнул он. - По международному праву я не отвечаю за судно, пока на нем находится лоцман. Капитан достал из ящика стола револьвер и сунул его в карман. - Подписали? Тогда пойдемте. И, пожалуйста, безо всяких там ваших коммунистических штучек. Надоело! Во Франции, в Дании, в Англии - везде одна и та же история.
Они поднялись на мостик. Под палубой заныли турбины, и корабль стал медленно вползать в узкий коридор фиорда. Над водою из труб летели искры. Бинокли обшаривали каждую волну, точно могли увидеть таящуюся на глубине опасность. Высокие каменные массивы обступили ныряющий в провалах волн транспорт. Стало тихо, темно и сыро, точно в глубоком колодце. И в этой тишине, разряжаемой одним лишь плеском воды, раздавался уверенный голос дядюшки Августа - он вел корабль: