РЕАКЦИЯ ЗАРУБЕЖНЫХ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ НА ПУБЛИКАЦИЮ ДОКЛАДА
Опубликование доклада Хрущева на закрытом заседании в западной печати, передача его по радио во всем мире вынудили коммунистические партии, так или иначе, принять в расчет существование этого документа. В этой ситуации, совершенно беспрецедентной, у них оказалась двойная реакция: с одной стороны, они афишировали различные точки зрения относительно этого доклада — разнообразие, доселе невиданное в истории коммунизма; а с другой стороны, они продемонстрировали редкое единодушие, которое и сегодня, двадцать лет спустя после двадцатого съезда, остается незыблемым[1].
Разногласия возникли между коммунистическими партиями по поводу десталинизации; некоторые из генсеков (как, например, Энвер Ходжа в Албании) с самого начала отвергли принцип десталинизации, отдавая себе ясно отчет, что она представляет для них открытую угрозу и повлечет за собой глубокие неприятности; другие (как, например, Торез) заявляли, что «культ личности» в его партии никогда не существовал и поэтому нечего искоренять. Иные, как Тольятти, хотели приспособить эту политику и попытаться (как Ракоши в Венгрии) реабилитировать некоторых погибших (Райк и др.), но не живых (таких, как Имре Надь), в противоположность Ошабу, который совершенно иначе поступил с Гомулкой.
Эти разногласия по поводу десталинизации являют яркий контраст с тем единодушием, проявленным компартиями в вопросе издания и распространения доклада на закрытом заседании: ни одна коммунистическая партия «социалистического» или «капиталистического» мира за двадцать истекших лет не решилась переиздать и распространить доклад. Ни Тито, творца «национального коммунизма», ни Тольятти, барда «либерального» коммунизма, их национализм и либерализм не привел к решению широкого распространения доклада. Безо всякого сомнения, тогдашние события (польский Октябрь, венгерская революция) должны были в 1956 году приучить их к большой осторожности. Но двадцать лет спустя совершенно ясно, что доклад принадлежит истории, тем более что в нем идет речь о событиях полувековой давности. И несмотря на давность времени и бесконечные разделения марксистско-ленинских капищ, доклад на закрытом заседании неизменно остается в списке запрещенных или нежелательных для издания книг.
Коммунисты, еще во времена Ленина, анализируя какой-нибудь факт, политически важный, привыкли задавать себе вопрос (который для них чаще всего бывает уликой): «кто это сказал?» — вместо того, чтобы спросить: «правда ли это?» Поскольку абсолютная ложь вступила на царствование вместе со сталинизмом, любая неприглядная действительность оказывалась фактом лишь в устах некоммунистов, антикоммунистов или экскоммунистов, которых правоверные сталинисты должны были за это заклеймить позором. Но этот критерий был основательно поколеблен докладом Хрущева: магическая формула «кто это сказал?», служившая ранее для того, чтобы сметать любой факт, так или иначе мешавший, не могла быть эффективной, ибо на этот раз говорил прямой наследник Сталина, вождь компартии СССР и всего мирового коммунистического движения.