Лао Ду, игравший на баньху, сказал:
— Сяо Юй, что, побила тебя хозяйка? Будешь ещё через стены прыгать?
Работники изначально побаивались этого хмурого парня, но после того, как услышали ночью его жалостливые крики, страх рассеялся, и теперь они наперебой над ним подшучивали. Юй Чжаньао не ответил, но подтянул к себе одного из работников и ударил. Остальные работники перемигнулись, окружили Юя, повалили на землю и начали мутузить. Намахавшись кулаками вдосталь, они расстегнули ему пояс, засунули его голову в штаны, связали руки за спиной и уронили его на землю. Юй Чжаньао не мог сопротивляться — как дракон, которого выкинуло на отмель, он беспомощно мотал головой в штанах и катался по земле. Работники мучили его так долго, что за это время можно было выкурить две трубки, Лао Ду не выдержал, развязал Юй Чжаньао руки и помог вытащить голову. В лице Юй Чжаньао не было ни кровинки, он лежал на куче наколотых дров, словно дохлая змея, и силы вернулись к нему не сразу. Работники взяли в руки кто что мог — на случай, если Юй Чжаньао решит дать сдачи, однако он, пошатываясь, подошёл к кувшину с вином и стал зачерпывать вино ковшом и пить, захлёбываясь, а напившись, забрался на кучу дров и захрапел.
С того дня Юй Чжаньао каждый день напивался вдрызг и ложился на кучу дров, почти не продирая мутных глаз, а рот его растягивался в усмешку: с левой стороны глуповатую, с правой — хитроватую, или наоборот. Первые два дня работники ещё посматривали на него с любопытством, но постепенно начались жалобы. Дядя Лохань пробовал заставить его работать, но Юй Чжаньао скосил глаза и заявил:
— Ты кто такой? Это я настоящий хозяин! Хозяйка носит под сердцем моего ребёнка!
В тот момент отец в животе моей бабушки вырос размером с мячик, бабушку с утра громко тошнило на западном дворе, и эти звуки долетали до восточного двора. Работники, которые смекнули, что к чему, стали это между собой обсуждать. Как-то раз Тётка Лю принесла им еду, и один из них спросил:
— Тётка Лю, хозяйка что, понесла?
Тётка Лю сердито зыркнула на него:
— Смотри, как бы тебе язык не отрезали!
— А Шань Бяньлан-то был ого-го!
— Может, это и не от него!
— Нечего тут гадать! Неужто такая пылкая девушка могла позволить Шаню до себя дотронуться?! Это точно ребёнок Пестрошея!
Юй Чжаньао вскочил с кучи дров и, размахивая руками, заорал:
— Это мой ребёнок! Ха-ха! Мой!
Все посмотрели на него, хором заржали и принялись бранить его на чём свет стоит.
Дядя Лохань уже много раз предлагал уволить Юй Чжаньао, но бабушка всегда говорила:
— Нет, пусть сначала помучается, а через пару дней я с ним разберусь.