Первое. Когда Иисуса приводят к Пилату, Пилат спрашивает толпу, какого узника отпустить и что делать с Иисусом. Достоверность этого сомнительна. Станет ли уважающий себя судья спрашивать людей в зале суда, кого помиловать и каким должен быть приговор? Едва ли. Есть ли у нас свидетельства, что какой-либо римский чиновник вел суд подобным образом? Нет. (Хотя некоторые отчеты о судебных процессах сохранились.) Был ли Пилат человеком, который стал бы плясать под дудку подчиненных? Отнюдь. Сколь велика вероятность, что это произошло? Очень невелика.
Второе. (Это касается лишь Евангелия от Иоанна.) Правдоподобно ли, что могущественный римский наместник станет бегать между обвиняемым и обвинителями, чтобы не задеть религиозные чувства последних? Не очень. Можно ли представить причину, по которой четвертый евангелист захотел бы подать ситуацию таким образом, хотя это и неправдоподобно? Да, конечно. В Евангелии от Иоанна еврейские вожди не хотят войти в преторию, чтобы вкушать вечером пасхальную трапезу. Они хотят съесть пасхального агнца. И они также хотят убить Иисуса. Но кто такой Иисус в Евангелии от Иоанна? В Евангелии от Иоанна (и только в нем) Иисус именуется пасхальным агнцем: «Вот агнец Божий, который берет грех мира» (Ин 1:29). Таким образом, возникает глубокая ирония: еврейские вожди отвергают то, чего больше всего хотят. Они не только отвергают собственного Мессию: они отвергают и пасхального агнца (при всем желании съесть агнца вечером). Перед нами не память о событии, которое реально произошло в жизни Иисуса. Перед нами отражение антагонизма, который испытывали христианские рассказчики по отношению к своим еврейским оппонентам. Последние же блюли еврейские обычаи, но не считали, что Иисус послан Богом для спасения мира.
Третье. (Опять-таки это касается лишь Евангелия от Иоанна.) Если Пилат действительно курсировал между еврейскими обвинителями с целью разобраться в обвинениях и Иисусом, а Иисус использовал эту возможность для речей о своей личности и идентичности, откуда Иоанну известны слова Иисуса? Ведь Иисус и Пилат беседовали наедине. А сразу после этого Иисуса отвели на казнь. Он никому не говорил об этой беседе. Крайне маловероятно, что годами позже Пилат делился воспоминаниями с любопытствующими христианскими рассказчиками. Так откуда же взялись слова, якобы произнесенные Иисусом? Кто-то их выдумал! Это искаженная память, хотя и по-своему ценная. Она понятна в свете более поздних христианских представлений об Иисусе: именно он, а не Пилат (и даже не кесарь), есть высший владыка; именно он – царь, хотя царство его «не от мира сего».