— И лишь твое слово против моего! — крикнула Линди, и торжество озарило все ее лицо. Она стояла и абсолютно спокойно ждала, когда поезд затормозит.
Только тут Розамунда уяснила смысл происходящего. Как только поезд пойдет достаточно медленно, Линди без всякого риска расшибиться выпрыгнет из поезда. Ее найдут лежащей на насыпи и услышат драматический рассказ о том, как Розамунда ее столкнула. И тогда — после слов Линди, как оно теперь получится, — каким бледным, неправдоподобным, высосанным из пальца покажется описание прошлого вторника, сделанное самой Розамундой.
Или Розамунду нарочно наводят на эти мысли… на самом деле это еще одна западня… хитрый способ заставить ее встать и подойти к двери? Нет… верна первая догадка… Линди и впрямь готовится прыгнуть… вот сейчас… поезд сбавил ход… медленнее… еще медленнее…
И вдруг на лице Линди появилось выражение, какого Розамунде видеть еще не доводилось. Поезд действительно тормозил, как Линди и рассчитывала… но только потому, что подошел к станции.
Как femme fatale Линди была почти убедительна. Как убийца — великолепна. Но подходящего образа для этой норой ситуации она не заготовила. Когда обозленный кондуктор потребовал ответа, зачем она дернула стоп-кран, Линди выглядела в точности как в тот день, когда Розамунда впервые увидела ее возле мебельного фургона: суетливая, невзрачная, низенькая женщина.
Блестящий фасад разбился вдребезги; смотреть на осколки было неприятно — как товарищ по ремеслу, Розамунда с грустью наблюдала за гибелью столь впечатляющего произведения искусства.
После того как Линди уехала за границу, что произошло практически сразу, не имело смысла предавать дело огласке. Джефри и Розамунда условились об этом с самого начала. Не стоило даже сообщать всю правду Эйлин. Оба видели, что у нее и без того забот хватает: Эйлин склеивала свой брак. В такой все еще хрупкой семейной обстановке нельзя было рассчитывать, что она возьмет на себя Фудзи-горку. Какое-то время, пока в доме не появились новые хозяева, Розамунде пришлось навещать и кормить пса. Вскоре она решила, что удобнее и проще приводить его к себе, чем носить еду к нему. Но даже после этого миновал целый месяц, прежде чем она до конца поняла, что теперь хозяева хина — они. Шло время, и Фудзи-горка все сильнее привязывался к Джефри, но по-прежнему проявлял сдержанное презрение к Розамунде.
Впрочем, это не имело значения, поскольку Джефри и Розамунда очень скоро научились думать, что лучшие из хинов всегда обожают своего хозяина и ни во что не ставят хозяйку. Такая у них появилась новая привычка.