— Совершенно верно! В прошлом году Нед провел шесть недель во Франции буквально совсем без денег! Спал под мостами, мыл посуду за кормежку…
— И через две недели воротился домой, — вмешался Вильям, — задолжав почти семьдесят фунтов какой-то американской семье, из жалости оплатившей ему дорогу. И не нуждался он вовсе. Ты, Нора, чушь несешь. У него было сто фунтов в дорожных чеках и…
— Но ведь ему едва исполнилось девятнадцать, — защищалась Нора. — Большинство мальчиков…
— А их Питеру всего шестнадцать! — перебил жену Вильям и бросил на Розамунду подчеркнуто одобрительный взгляд. — Вот тебе настоящий парень с мозгами! Отправиться на велике за сотню миль исключительно из любви к искусству! Эх, если б Нед сотворил что-нибудь такое, хоть раз в жизни…
Розамунда, естественно, бормотала что-то в знак протеста, но ей было приятно. Хотя она прекрасно понимала: добродетели Питера в данном случае сослужили службу очередного камешка в огород злосчастного Неда, а одобрительный взгляд, которым удостоили ее, а не Джефри, даром что тот имеет равные права на одобрение, призван подчеркнуть несостоятельность Норы как матери в сравнении с ней, Розамундой. К тому же, если похвалить Джефри, люди, чего доброго, начнут думать, что отцы тоже имеют какое-то отношение к неудачам сыновей.
— Уж коли парню повезет заполучить мать, у которой с головой все в порядке, — продолжал зудеть Вильям на случай, если до кого-то еще не дошло, — мать, у которой хватит соображения не баловать парня, не потакать любым его прихотям, что ж, тогда он и вырастет смелым и предприимчивым, с охотой к подобным приключениям…
Стук и грохот в прихожей… хлопает входная дверь… с треском распахивается дверь в столовую… и перед ними предстает Питер — соломенный чуб почти завесил глаза, рот от ужаса при виде гостей раскрыт, как у деревенского мальчишки.
— Да просто накушались по горло, — объяснил Питер в ответ на встревоженные расспросы матери. — Устали чертовски еще до того, как добрались до Грейвсенда. И вообще — скукотища…
Розамунда постаралась не выказать охватившего ее глубочайшего уныния. Репутация матери предприимчивого сына, пусть и добытая сомнительным способом, полетела к черту. Мало того, все выходные, долгожданные выходные без Питера, разбиты вдребезги, вокруг одни осколки, словно грохнули полный поднос фарфора, — стоишь в шоке и в первый момент не можешь даже сообразить, что делать. А Питер все торчит в дверях как приклеенный и не спускает глаз со стола, уставленного аппетитной едой, но окруженного страшными гостями. Таким немигающим, опасливым взглядом смотрит на свою миску собака, если суп слишком горячий.