Как бы там ни было, Линди в этом не виновата. Другая никогда не бывает виновата. Вот какие у Розамунды современные взгляды! Виновата всегда жена, если она настолько перестала нравиться собственному мужу, что он вынужден искать утешения у другой женщины. Уж если кого и ненавидеть за создавшееся положение, то логичнее было бы ненавидеть себя, размышляла Розамунда… И вдруг ею вновь овладело сновидение. Ни малейшей логики в нем не было и быть не могло. В диком его грохоте голос разума звучал тонко, слабо, как щебет канарейки в клетке. Вновь накатило давешнее ощущение смертельной схватки… Сжатые в последнем усилии руки… И радость победы. Каким живым и ярким может сделаться простой сон, когда тебя лихорадит!..
Ну вот наконец и Джефри! Она услышала его торопливые шаги на лестнице. Неужели все-таки догадался, что утром ей нездоровилось?
Дверь распахнулась, Розамунда в неясной надежде приподнялась на кровати. Голова сразу пошла кругом. Это ведь и вправду так, ей не мерещится? На добром, усталом лице мужа — беспокойство и тревога, каких она не могла представить себе даже в самых смелых мечтах. Но похоже, на нее он и не смотрит, — во всяком случае, не замечает, что она лежит в постели.
— Послушай! Розамунда! — в сильном волнении воскликнул он. — Ты не знаешь, что с Линди? Она пропала!
На самом деле Линди вовсе не была красавицей. В первый раз Розамунда увидела ее возле мебельного фургона — засунув голову внутрь, Линди что-то возбужденно втолковывала возившимся там грузчикам. Коренастая, одета затрапезно. Суматошная женщина, заключила Розамунда. Заметьте себе — «женщина», не «девушка». Именно это слово пришло ей на ум, когда они с Джефри, словно проказливые школьники, исподтишка, но с некоторым смущением подглядывали за прибытием новой соседки. Это уж потом Линди показалась им такой молодой и хорошенькой. Это потом ее дом представился им так красиво и с таким вкусом обставленным. А в день переезда мебель выглядела просто ужасно — жалкая кучка на тротуаре, где яркое июльское солнце безжалостно выставляло напоказ каждое пятнышко, каждую заплату на обивке.
— Школьная училка, — весело предположил Джефри. Они стояли у окна в спальне и дружно, с неприличным любопытством выглядывали из-за краешка шторы. Рука Джефри легко лежала на плече Розамунды. — Школьная училка, набитая передовыми теориями и искренней верой в потенциал молодежи. Из тех, кто до последнего не расстается с иллюзиями — добрыми, стойкими, отменно вскормленными иллюзиями, ладно скроенными и крепко — на века — сшитыми. Интересно, сколько эти иллюзии протянут, обретаясь по соседству с нашим Питером и его дружками?